Н.Я. Данилевский. Россия и Европа
Н.Я. Данилевский. Россия и Европа
Н. Я. Данилевский: взгляд на культурные и политические
отношения славянского мира к германо-романскому.
Н. Я. Данилевский (1822-1885) был, видимо, последним ярким
представителем славянофильского направления русской научно- философской
мысли в XIX веке. По этой причине мне хотелось бы для полноты понимания
привести небольшой методологический анализ всей славянофильской концепции,
придав ей некий философичный базис. Общим принципом методологии
исторических и теоретических построений славянофилов была органическая
теория, выведенная из натурфилософских идей Ф. В. И. Шеллинга (1775-1854).
Шеллинг развивал понимание мира в качестве целостного живого организма и,
разделяя его бытие на органическое и неорганическое, за первое, исходное,
принимал живое, более непосредственно выражавшее сущность мирового духа -
абсолюта. Всеобщее «жизненное начало» есть сущность мирового организма,
состоящего из органов, каждый из которых есть единичный организм, нечто
цельное, единое и аналогичное мировому организму. Таким образом, природа в
целом и абсолют как её начало и сущность, есть макрокосм, а все организмы
различной степени общности - микрокосмы.
Первые славянофилы, Хомяков и И. Киреевский, глубоко прониклись
идеями Шеллинга, и, будучи удалены в деревню после запрещения
западнического журнала «Европеец», издававшегося Киреевским, имели много
времени для размышления о судьбах горячо любимой родины. Их не привлекала
западническая доктрина, построенная на гегелевской историософии, делившей
народы на исторические и неисторические и выбрасывавшей из истории славян.
Западники, не вполне согласные с этим, считали что все народы подчинены
универсальным абсолютным закономерностям, но могут различаться по уровню
развития, так что отставшие народы должны повторить движение ушедших
вперёд, и Россия должна, чтобы достичь современной цивилизации, усвоить все
результаты европейской образованности и буржуазные формы жизни. Славянофилы
выдвигали альтернативную концепцию, методологически основанную не на
гегелианстве, а на шеллингианстве. Вместо признания универсальных для всех
народов закономерностей они утверждали наличие особых, присущих каждому
народу начал и стимулов жизни, которые определяют как самобытную культуру,
так и отличный от других путь движения к цивилизации. Русскую историю
славянофилы понимали как развивающийся организм и в исторических событиях
различали органичные, или внутренне обоснованные, нормальные, естественные,
и неорганичные, или внешние, искусственные, чуждые жизни народа процессы и
влияния. Народ представляется Хомякову в качестве живого социального тела,
организма - носителя исторической жизни, народы относятся к человечеству
как индивиды к народу. Понятие «народный дух» есть божественное
провидение, православная идея, соборность (тип общественной организации, в
котором бытие народа скреплено единством духовно- нравственных помыслов).
Славянскую культуру славянофилы объявляли истинной, а западную с самого её
начала ложной и утратившей способность к развитию. Но учение ранних
славянофилов по преимуществу культурологическое, оно сфокусировано на
различии и несовместимости культур (вера как ядро сознания народа и
производные от неё философия, искусство, наука, религия).
Органическая теория получила распространение и в «Обществе»
М. В. Петрашевского, который создал целую систему выведения социализма из
философии. Органические тела и их иерархические комплексы обладают,
указывал Петрашевский, определённой организацией, от которой зависит
степень их совершенства (природа, человек, общество). В развитии всех
организаций чередуются гармонические (промежуточно-зрелые формы) и
негармонические (переходные образования) - органические и неорганические
эпохи. В органические эпохи общества восходят на новую ступень совершенства
и в конечном итоге достигают т.н. «нормального» состояния, когда
устанавливается «гармония общественных отношений», «уничтожается антагонизм
частных интересов» и т.п. Это и есть социализм, теория которого есть «одна
из составных частей философии природы».
Именно в кружке Петрашевского и формировалось мировоззрение
Н. Я. Данилевского, Григорьева, Достоевского, образовавших в 60-е годы
неославянофильское идейное течение, получившее название «почвенничество», к
которому примкнули Н. Н. Страхов и К. Н. Леонтьев. Сравнительно с ранними
славянофилами почвенники, особенно Данилевский и Леонтьев, обращаются
преимущественно к вопросам внешней политики, к определению места России в
региональных системах Запада и Востока. В отличие от прочих почвенников, у
Данилевского отсутствует идея славянского мессианства, могущая привести к
идее исключительности, превосходства нации или изоляционизму (Леонтьев).
Данилевский в книге «Россия и Европа» предлагает своё понимание
исторического процесса и места в нём славян вообще, снабдив его
обстоятельной аргументацией, основанной на огромном фактическом материале.
Цель книги Данилевского - доказать возможность, даже необходимость
новой славянской культуры. На пути этой задачи стоит предрассудок, который
необходимо опровергнуть: как в Европе, так и в России, все уверены в том,
что культура только одна, лишь непрерывно развивающаяся, причём все прежние
культуры есть только ступени этого развития. Хранилище этой культуры -
Европа, развитие её бесконечно, как бесконечно существование самого
человечества. Стало быть, в настоящем и в будущем культура эта должна
охватывать все народы и для восприятия её следует пожертвовать своим
народным во имя общечеловеческого. Если всё обстоит так, то со времён Петра
Россия, видимо, уже добилась этого. Но считает ли нас Европа своим
равноправным членом? Отрицательному ответу на этот вопрос автор посвящает
первые главы книги. Факты, им приводимые, весьма характерны: в 1864 г.
Австрия и Пруссия напали на Данию без особого права и при полном
попустительстве правительств европейских государств; в 1854 г. Россия
правомерно требовала от Турции необходимого протектората над православными
народами Турции, результатом была Восточная война, в которой против России
были не только правительства Европы, но и общественное мнение. «Откуда же»,-
спрашивает Данилевский ,-«это меряние разными мерами и вешание разными
весами, когда дело идёт о России и о других европейских государствах?»
На этот вопрос, как показывает автор далее, невозможно найти
вразумительный ответ из числа тех, кои обыкновенно приводятся. Из них
основной - что Россия своими прежними делами, вероломствами и насилиями
возбудила справедливые негодования и опасения Европы - подвергается
Данилевским доскональному разбору и мощной аргументированной критике с
выводом того, что «состав Русского государства, войны, которые оно вело,
цели, которые преследовало, а ещё более благоприятные обстоятельства,
столько раз повторявшиеся, которыми оно и не думало воспользоваться, всё
показывает, что Россия не честолюбивая, не завоевательная держава, что в
новейший период своей истории она большей частью жертвовала своими
очевиднейшими выгодами, самыми справедливыми и законными, европейским
интересам». Прочие капитальные обвинения против России выказаны столь же
надуманными и бездоказательными. В чём же видит Данилевский
«удовлетворительное объяснение как политической несправедливости, так и
общественной неприязненности»? «Дело в том, что Европа не признаёт нас
своими. Она видит в России и в славянах вообще нечто ей чуждое, а вместе с
тем такое, что не может служить для неё простым материалом, из которого она
могла бы извлекать свои выгоды, как извлекает из Китая, Индии, Африки,
большей части Америки... Европа видит поэтому в Руси и в Славянстве не
чуждое только, но и враждебное начало... Для беспристрастного наблюдателя
это неопровержимый факт. Вопрос только в том справедлив ли этот отчасти
сознательный взгляд ... или же это временный предрассудок, которому суждено
бесследно исчезнуть.»
Что же такое Европа фактически и входит ли в неё Россия? Автор
превосходно доказывает условность термина Европа как географического,
доставшегося новому миру в наследие от древности, обозначавшей этим
термином северный берег Средиземного моря. Европа есть понятие со смыслом
культурно-историческим, а именно, Европа есть поприще германо-романской
цивилизации. Но не является ли Европа и общечеловеческой цивилизацией? -
вот вопрос, на который большинство даёт положительный ответ,
противопоставляя Запад как полюс прогресса и Восток как полюс застоя и
коснения. Но Данилевский справедливо указывает, например, на множественные
достижения Китая, как то земледелие, садоводство, рыбоводство, не говоря
уже о порохе, компасе, бумаге. «Прогресс»,- пишет он, -«не составляет
исключительной привилегии Запада или Европы, а застой - исключительного
клейма Востока или Азии; тот и другой суть только характеристические
признаки того возраста, в котором находится народ...».
«...важнейшая причина, по которой отвергается мысль о какой-либо
самостоятельной цивилизации вне германо-романских форм культуры,
заключается в неправильном понимании самых общих начал исторического
процесса и в неясном, туманном представлении об историческом явлении,
называемом прогрессом.» Здесь необходимо вернуться к идеям органической
теории, которую Данилевский использовал как противовес господствовавшей в
науке системе объяснения истории с помощью абстрактной методологии
гегельянства и паневропеизма как её следствия, предполагавшим единый план в
развитии человечества, образующего одну общую цивилизацию. Естественность
альтернативного (органического) подхода к истории, исходящего из
существования отдельных цивилизаций, развивающихся имманентно, но во
взаимодействии друг с другом, демонстрируется на примере именно такой
устроенности животного и растительного миров: «Понятие о естественной
системе ... не составляет какой-либо особенной принадлежности ботаники и
зоологии, а есть общее достояние всех наук, необходимое условие их
совершенствования». Поэтому всеобщему закону развития Данилевский
противопоставляет «морфологический принцип», согласно которому виды
(органического мира) не развиваются посредством превращений и восхождений
по ступеням единого процесса совершенствования, а изменяются только в
плоскости своего индивидуального существования по собственным имманентным
законам. Так Данилевский по аналогии с биологической морфологией приходит к
понятию «культурно-исторических типов», существующих рядом или
последовательно, но развивающихся самобытно. Понятие древней или новой
истории, таким образом, получает в рамках отдельного культурно-
исторического типа смысл, терявшийся при рассмотрении единого исторического
процесса: классический год 476 окончания древней истории является
малозначимым в истории, скажем, Китая. «Итак, естественная система истории
должна заключаться в различении культурно-исторических типов развития как
главного основания её делений от степеней развития, по которым только эти
типы могут подразделяться.»
Далее Данилевский приводит эти типы:
1)египетский, 2)китайский, 3)ассирийско-вавилонско-финикийский, халдейский
или древне-семитический, 4)индийский, 5)иранский, 6)еврейский, 7)греческий,
8)римский, 9)ново-семитический или аравийский и 10)германо-романский или
европейский, а также мексиканский и перуанский, не успевшие совершить
своего развития. Также, отмечает он, помимо этих типов, подобных планетам,
есть ещё и кометы, появляющиеся время от времени и потом надолго исчезающие
- гунны, монголы, турки, и есть космическая материя вроде падающих звёзд -
племена без всякой роли, финские и многие другие. Приводит он также и
законы развития культурно-исторических типов, на которых я не успеваю
остановиться, и которые доказывают, что история действительно есть развитие
культурно-исторических типов.
Рассматривая признаки, обуславливающие выделение типов, а именно
крупные этнографические различия, Данилевский указывает, что «славянское
семейство народов образует ... самобытный культурно-исторический тип»,
обстоятельно анализируя отличия славянских народов от германских по трём
разрядам различия народностей: 1)этнографические особенности (психический
строй), 2)религиозность, 3)различия в историческом воспитании. Этот анализ
представляет собой продолжение и расширение культурологического
сравнительного анализа ранних славянофилов.
Провозглашая возможность и, более того, необходимость нового
славянского культурно-исторического типа, который должен развиваться
своеобразно и самобытно, Данилевский провозглашает одну из основных своих
идей: «Для всякого славянина: русского, чеха, серба, хорвата, словенца,
болгара (желал бы прибавить, и поляка),- после Бога и Его святой Церкви, -
идея Славянства должна быть высшею идеей, выше свободы, выше науки, выше
просвещения, выше всякого земного блага», ибо эти блага суть результаты
народной самостоятельности. Но этой самостоятельности нанесён тяжкий удар,
Россия больна, болезнь эта привита ей Петром Великим и называется
европейничаньем.
Пётр, ясно сознавая необходимость укрепления России для отражения
неизбежного давления со стороны предприимчивой и честолюбивой Европы,
действовал, как и большая часть исторических деятелей, не по спокойно
обдуманному плану, а со страстностью и увлечением. «Он ... захотел во что
бы то ни стало сделать Россию Европой. Видя плоды, которые приносило
европейское дерево, он заключил о превосходстве самого растения, их
приносившего, над русским, ещё бесплодным, дичком, ... , не подумав, что
для дичка ещё не пришло время плодоносить» По утверждению Данилевского,
если Европу Пётр любил страстно, то к России он относился двояко, и любил,
и ненавидел её - любил как орудие своей воли и ненавидел самую русскую
жизнь с её недостатками и достоинствами. Автор различает две стороны
деятельности Петра: его политическую деятельность, т.е. создание флота,
войска, устройство промышленности, финансов, внешнюю политику, а с другой
стороны, - изменение обычаев, без которого можно было бы обойтись,
увлечение вредное, и зашедшее слишком далеко (например, в церковных
вопросах), требующее излечения: «После Петра наступили царствования, в
которых правящие государством лица относились к России уже не с
двойственным характером ненависти и любви, а с одною лишь ненавистью, с
одним презрением, которым так богато одарены немцы ко всему славянскому, в
особенности ко всему русскому». Анализируя болезнь для поиска средств
излечения, Данилевский выделяет три формы европейничанья: 1)искажение быта,
2)заимствование учреждений, 3)взгляд на внутренние и внешние дела с
европейской точки зрения. Искажение быта отражается на искусствах, у
которых отняты самобытные источники творчества, и на промышленности,
которая вынуждена производить предметы потребления на иностранный лад.
Перенос чужеземных учреждений насаждает лишь бюрократические порядки, тогда
как крепостная реформа 1861, проведённая не по западному образцу, имеет
несомненный успех и величие. И третья, наиболее пагубная форма
европейничанья, порождает неисчислимый вред на практике. Данилевский
высмеивает все заимствования в этой сфере, «измы»: нигилизм, аристократизм,
демократизм, конституционализм, составляющие «весьма частные проявления
европейничанья ... гораздо опаснейшее из всех есть наше балансирование
перед общественным мнением Европы... Такое отношение ... не может не лишить
нас всякой свободы мысли, всякой самодеятельности»
Данилевский провозглашает главным критерием всех позиций и решений
политический и национальный интерес, указывая на необходимость учения,
аналогичного учению Монроэ в Америке: «Америка принадлежит американцам,
всякое вмешательство иностранцев в американские дела сочтут Соединённые
штаты за оскорбление... Подобное учение должно бы быть и славянским
лозунгом». Симптомы, приведённые Данилевским, являют собой и причину
болезни, препятствующей осуществлению великих судеб русского народа и
представляют собой опасность, могущую «иссушить самобытный родник русского
духа» и сделать бесполезным самый смысл его, народа, существования.
«Оскудение духа может излечиться только поднятием и возбуждением духа ...
для избавления от духовного плена и рабства надобен тесный союз со всеми
пленёнными и порабощёнными братьями, необходима борьба, которая, сорвав все
личины, поставила бы врагов лицом к лицу, и заставила бы возненавидеть
идолослужение и поклонение своим открыто объявленным врагам и противникам.»
За этим лозунгом следует обстоятельное описание того, как должно быть
устроено новое Славянское государство, которому Данилевский предназначает
быть оплотом против грозящего преобладания европейской цивилизации:
«возможна и необходима борьба Славянства с Европой, - борьба, которая ...
займёт собой целый исторический период». Данилевский считал, что процесс
консолидации славян должна возглавить Россия как мощная государственность,
не подвергавшаяся онемечиванию и отуречиванию. Но все славяне сохранят при
этом своё национальное своеобразие, политическую и культурную
независимость: «цель федерации не есть поглощение славян Россиею».
Политическим центром федерации будет Византия-Константинополь-Стамбул,
«пророчески именуемый славянами Царьградом», аргументации притязаний на
который Данилевский посвящает целую главу. Таким образом, главным выводом
своего исследования он видит то, что «Всеславянский союз есть единственная
твёрдая почва, на которой возможно самобытное развитие славянского
культурно-исторического типа, политически независимого, сильного извне,
разнообразного внутри».
Подытоживая изложенное, Данилевский анализирует перспективы и характер
будущей общеславянской культуры, установив четыре общих разряда культурной
деятельности, а именно деятельности религиозную, собственно культурную
(научную, художественную и техническую), политическую и общественно-
экономическую. В первоначальных культурах все эти деятельности ещё смешаны,
далее, еврейская культура - исключительно религиозная, греческая -
собственно культурная, преимущественно художественно-культурная, римская -
главным образом политическая, указанные культурно-исторические типы
Данилевский называет одноосновными, как развившие только одну из сторон
культурной деятельности. Дальнейший исторический прогресс заключался как в
развитии четвёртой, общественно-экономической стороны культурной
деятельности, так и в соединении нескольких сторон культурной деятельности
в одном культурно-историческом типе; таковым типом явился германо-
романский, который, хотя и не сумел представить религиозную и общественно-
экономическую стороны (искажение христианской истины, философская анархия в
лице материализма и анархия политико-социальная, т.е. противоречие между
политическим демократизмом и экономическим феодализмом) культуры, но явил
громадные результаты в аспектах политическом и культурном. За европейским
культурно-историческим типом Данилевский устанавливает название
двуосновного. Занявшись в заключение анализом Славянского мира, автор
демонстрирует недюжинный потенциал этого типа во всех четырёх разделах
культурной деятельности и резюмирует: «мы можем надеяться, что славянский
тип будет первым полным четырёхосновным культурно-историческим типом». Мне
представляется неправильным приводить аргументацию подобного предсказания
по прошествии почти полутора веков со времени её появления.
Как известно, критерием истины является практика, а в истории -
осуществление предвидения или последствия забытого предостережения. Мы
видим теперь, как враждебность Европы по отношению к славянскому миру в
уходящем столетии проявилась в двух мировых войнах, в которых отнюдь не
Россия была агрессором. Некоторые теоретики всерьёз полагают, что и
деструктивные революционные преобразования 1917 года в России происходили
при активном участии немецкого капитала, и здесь активно пытавшегося
подавить самобытное развитие славянской культуры - как мы знаем, после
революции цвет русской интеллигенции был выслан из страны, православие,
столь бережно охранявшееся на протяжении веков, объявлено вне закона,
общественно-политическая организация государства подверглась тотальным
преобразованиям под влиянием именно европейских, германских теорий. Можно
сказать, что предпринималась попытка объединения славянских (и не только)
государств под эгидой Варшавского договора - но Данилевский призывал в
первую очередь не к насильственному политическому, а к естественному
духовному объединению славянского и вообще христианского мира. Особого
внимания заслуживают Соединённые Штаты Америки, которые Данилевский
рассматривает как потенциальный культурно-исторический тип с большой
свободой развития благодаря отсутствию враждебных соседей. Мне
представляется, что можно сейчас охарактеризовать США как развившийся
трёхосновный культурно-исторический тип, по крайней мере, их достижения в
сферах общественно-экономической, политической и собственно культурной
(технической, художественной - Голливуд) представляются на данный момент
достаточными для подобного вывода.
Что же Россия? - спросите вы. Судите сами: в сфере религиозной,
кажется, произошёл какой-то надлом и церковные иерархи устраивают светские
приёмы и освящает дорогие машины. Хотя мы и восстанавливаем храмы и ставим
на могилах кресты, но это сильно напоминает идолопоклоннический поиск пути
спасения при утрате пути истинного, хорошо выраженный Есениным: «На церкви
комиссар снял крест// Теперь и богу негде помолиться// Уж я хожу украдкой
нынче в лес,// Молюсь осинам...// Может, пригодится...». В сфере
политической, похоже, происходит полный хаос и беспомощность (под
политическим аспектом культурной деятельности Данилевский понимает
отношения людей между собой как членов одного народного целого и отношения
этого целого к другим народам). Общественно-экономическая деятельность,
объемлющая отношения людей применительно к условиям пользования предметами
внешнего мира, и вовсе должна быть забыта в силу крайней нищеты
существования людей в бытовом плане и полном расстройстве экономического
порядка. Лишь сфера собственно культурная, а именно её научный и
художественный аспекты, может явиться источником некоторого оптимизма (хотя
и здесь европейцы не без сарказма говорят, что русским и есть-то гордиться
литературой да балетом). Это ли истинное назначение народа славянского...
Закончить же этот обзор и весь доклад хотелось бы следующей цитатой
Данилевского:
России, не исполнившей своего предназначения и тем самым потерявшей
причину своего бытия, свою жизненную сущность, свою идею, - ничего не
останется, как бесславно доживать свой жалкий век, перегнивать как
исторический хлам, лишённый смысла и значения, или образовать безжизненную
массу, так сказать, неодухотворённое тело и, в лучшем случае, также
распуститься в этнографический материал для новых неведомых исторических
комбинаций, даже не оставив после себя живого следа. |
