Структура научного знания
Структура научного знания
РЕФЕРАТ.
Тема: "Структура научного знания."
.
СТРУКТУРА НАУЧНОГО ЗНАНИЯ
Что представляет собой научное знание? Какова его структура?
Для того чтобы ответить на эти вопросы, необходимо прежде всего
обратить внимание на то, что научное знание — это сложная система
с весьма разветвленной иерархией структурных уровней.
Для решения нашей задачи вычленим три уровня в структуре
научного знания:
локальное знание, которое в любой научной области соотносится с
теорией;
знания, составляющие целую научную область;
знания, представляющие всю науку.
ЭМПИРИЧЕСКИЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ УРОВНИ ЗНАНИЯ
Рассмотрим вопросы, связанные со структурой локальной области
знания.
Очевидно, что здесь можно выделить по крайней мере два уровня:
уровень эмпирических знаний и уровень теоретических знаний.
На конкретном примере — механике — выясним, что представляют
собой уровни эмпирического и теоретического знания.
Эмпирия здесь связана с наблюдениями и экспериментами над
механическими перемещёниями твердых тел или жидкостей.
Совокупность эмпирических данных дают нам также астрономические
наблюдения за перемещениями небесных тел — и это очень важные
знания, на которые опирается механика. В свое время Пуанкаре
говорил, что самое большое благо, которое принесла астрономия
человечеству, заключается в том, что, глядя на небо, люди поняли,
что все в мире подчиняется законам и что перемещение небесных тел
— это самое очевидное проявление закономерности окружающей нас
действительности .
Для знаний, полученных на эмпирическом уровне, характерно то,
что они являются результатом непосредственного контакта с живой
реальностью в наблюдении или эксперименте. На этом уровне мы
получаем знания об определенных событиях, выявляем свойства
интересующих нас объектов или процессов, фиксируем отношения и,
наконец, устанавливаем эмпирические закономерности.
Над эмпирическим уровнем науки всегда надстраивается
теоретический уровень.
Теория, представляющая этот уровень, строится с явной
направленностью на объяснение объективной реальности (главная
задача теории заключается в том, чтобы описать, систематизировать
и объяснить все множество данных эмпирического уровня).
Однако теория строится таким образом, что она описывает
непосредственно не окружающую действительность, а идеальные
объекты.
Механика, например, описывает не реальные процессы, с которыми
человек непосредственно имеет дело в действительности, а
относящиеся к идеальным объектам, например материальным точкам.
Идеальные объекты в отличие от реальных характеризуются не
бесконечным, а вполне определенным числом свойств. Материальные
точки, с которыми имеет дело механика, обладают очень небольшим
числом свойств, а именно массой и возможностью находиться в
пространстве и времени.
Таким образом, идеальный объект строится так, что он полностью
интеллектуально контролируется.
В теории задаются не только идеальные объекты, но и
взаимоотношения между ними, которые описываются законами. Кроме
того, из первичных идеальных объектов можно конструировать
производные объекты.
В итоге теория, которая описывает свойства идеальных объектов,
взаимоотношения между ними, а также свойства конструкций,
образованных из первичных идеальных объектов, способна описать
все то многообразие данных, с которыми ученый сталкивается на
эмпирическом уровне.
Происходит это следующим образом: из исходных идеальных
объектов строится некоторая теоретическая модель данного
конкретного явления и предполагается, что эта модель в
существенных своих сторонах, в определенных отношениях
соответствует тому, что есть в действитель-ности.
Уточним теперь наши представления о теоретическом уровне
знания. Важно иметь в виду, что этот уровень знания обычно
расчленяется на две существенные части, представляемые
фундаментальными теориями и
теориями, которые описывают конкретную (достаточно большую)
область реальности, базируясь на фундаментальных теориях.
Так, механика описывает материальные точки и взаимоотношения
между ними, а на основе ее принципов далее строят различные
конкретные теории, описывающие те или иные области реальности.
Для описания поведения, например, небесных тел строится
небесная механика. При этом Солнце представляет собой центральное
тело, обладающее большой массой, а планеты — тела движущиеся
вокруг этого центрального тела по законам механики и по закону
всемирного тяготения.
Эта конкретная модель строится из материальных точек и
рассчитывается исходя из принципов механики. Таким же образом —
на базе механики — строятся и другие конкретные теории: твердого
тела, жидкости и т.д. Часто при построении таких теорий удается
обойтись только принципами механики, однако при построении,
например, теории тепловых явлений в конце концов выясняется, что
принципов и законов механики недостаточно, что нужны еще
вероятности, представления.
Важно еще раз отметить, что в теории мы всегда имеем дело с
идеальным объектом: в фундаментальных теориях — с наиболее
абстрактным идеальным объектом, а в теориях второго поколения —
определенными производными от этих идеальных объектов, на основе
которых конструируются модели конкретных явлений
действительности.
Роль теории в науке определяется тем, что в ней мы имеем дело
с интеллектуально контролируемым объектом, в то время как на
эмпирическом уровне с реальным объектом, обладающим бесконечным
количеством свойств и интеллектуально не контролируемым. .
Поскольку в теории мы имеем дело с интеллектуально
контролируемым объектом, то мы можем описать теоретический объект
как угодно детально и получить в принципе сколь угодно далекие
следствия из теоретических представлений. Коль скоро наши
исходные абстракции верны, мы можем
быть уверены, что и следствия из них будут верны. Сила теории
состоит в том, что она может развиваться как бы сама по себе, без
прямого контакта с действительностью. Естественно, что исходные
принципы должны соотноситься с действительностью.
Итак, в структуре научного знания выделяются два существенно
различных, но взаимосвязанных уровня: эмпирический и
теоретический
Но чтобы адекватно описать локальную область знания, этих двух
уровней оказывается недостаточно. Необходимо выделить часто не
фиксируемый, но очень существенный уровень структуры научного
знания — уровень философских предпосылок, содержащий общие
представления о действительности и процессе познания, выраженные
в системе философских понятии.
ФИЛОСОФСКИЕ ОСНОВАНИЯ НАУКИ
Рассмотрим область явлений микромира, которая изучается
квантовой механикой, и определим, в каких аспектах ученый имеет
здесь дело с философскими предпосылками.
Квантовая механика опирается на определенную совокупность
эмпирических данных, получаемых при изучении микропроцессов с
помощью различных приборов: счетчиков Гейгера, камеры Вильсона,
(фотоэмульсии и т.д.
Теория — квантовая механика — не только описывает данные
эмпирического уровня, по и может предсказывать результаты
определенных событий в этой области.
Однако более внимательный анализ показывает, что этим описание
данной
области науки не исчерпывается. Оказывается, что существеннейшую
роль в квантовой механике играет истолкование ее аппарата с точки
зрения определенных представлений о реальности и процессе ее
познания.
Всем известна колоссальная по широте и глубине обсуждаемых
проблем дискуссия, которая развернулась вокруг проблем квантовой
механики между двумя направлениями, виднейшими представителями
которых были Эйнштейн и Бор. Ее суть состояла в том, как
соотнести аппарат квантовой механики с окружающим нас миром.
Из всего комплекса обсуждавшихся проблем рассмотрим лишь одну
связанную с истолкованием пси-функции. Эта функция входит в
основное уравнение квантовой механики — уравнение Шрёдингера,
которое описывает поведение микрообъектов. Оказывается, что пси-
функция дает лишь вероятностные предсказания, и поэтому остро
встает вопрос о том, какова сущность этой вероятности.
- Эйнштейн считал, что вероятностный характер предсказаний в
квантовой механике обусловлен тем, что квантовая механика
неполна.
Сама действительность полностью детерминистична, в ней все
определено, все принципиально — вплоть до деталей — предсказуемо,
а квантовая механика опирается на неполную информацию о
действительности, поэтому она дает вероятностные предсказания.
Представим себе, что мы подбрасываем монету и она упала на
орла. Мы говорим, что вероятность выпадения монеты на орла
равняется 1/2. Каковы основания для этого вероятностного
суждения? Поведение монеты объективно вероятностно, или мы просто
не полностью знаем все детали того процесса, которые приводят к
этому результату?
В классической физике эту ситуацию обычно рассматривают таким
образом: поскольку все в мире однозначно предопределено, то, если
бы мы точно учли все детали: распределение массы монеты, точку
приложения силы, величину импульса, с какими молекулами воздуха и
как будет взаимодействовать монета при движении и т.д., мы могли
бы высказать аподиктическое, а не вероятностное суждение о том,
как упадет монета.
Таким образом, с этой точки зрения в природе отсутствуют
вероятностные процессы, а наши вероятностные суждения связаны с
тем, что мы не имеем полной информации о действительности.
Эйнштейн полагал, что так же обстоит дело и с
квантовомеханическими явлениями. Следует обратить внимание на то,
что истолкование Эйнштейном аппарата квантовой механики
базируется:
во-первых, на определенных представлениях о действительности.
согласно которым в мире все однозначно детерминировано,
во-вторых, на представлениях о характере научной теории: теория,
в которой есть вероятность, неполна, но неполные теории имеют
право на существование.
Бор предложил другой вариант истолкования этой же ситуации.
Он утверждал, что квантовая механика полна и отражает
принципиально неустранимую вероятность, характерную для нашего
постижения микромира.
Эта точка зрения совершенно противоположна точке зрения
Эйнштейна и в плане представлений о мире и в плане представлений
о Гносеологическом статусе вероятностной теории.
Очевидно, что, вычленяя в структуре локального научного знания
только два уровня — эмпирический и теоретический, - невозможно
истолковать научную теорию как знание.
С этих позиций ее в лучшем случае можно истолковать лишь как
аппарат описания и предсказания эмпирических данных. Однако такая
позиция никогда не устраивала ученых.
Ученые никогда на этом не останавливаются, стремясь
истолковать науку не только как описание непосредственно
наблюдаемых явлений, но и как отражение объективной реальности,
которая лежит за явлениями, за наблюдаемым. В рассмотренном
случае и у Эйнштейна и у Бора отчетливо видна эта тенденция,
выразившаяся в построении определенных интерпретаций квантовой
механики с позиций различных философских представлений.
Обратим внимание на то, что в науку теория может войти в таком
виде, в каком она не представляет собой знания в полном смысле
этого слова. Она уже функционирует как определенный организм, уже
описывает эмпирическую действительность, но в знание в полном
смысле она превращается лишь тогда, когда все ее понятия ползают
онтологическую и гносеологическую интерпретацию.
Итак, в науке существует уровень философских предпосылок.
Ясно, что в
зависимости от того, с какой наукой и какой теорией мы имеем
дело, философские основания выявляют себя в большей или меньшей
степени. В квантовой механике они очевидны. Здесь до сих пор идут
острейшие споры по проблемам интерпретации ее математического
аппарата и по сей день отсутствует позиция, которая примирила бы
спорящие стороны. Аналогичные примеры можно легко обнаружить и в
других науках.
Сколько бурных философских дискуссий вызвали учение об
эволюции живой природы или генетика!
А какими интеллектуальными баталиями сопровождалось освоение
идей структурализма в лингвистике, литературоведении и
искусствоведении!
Что представляют собой математические объекты, можно ли всю
математику построить на основе теории множеств, возможно ли
доказательство непротиворечивости математики, как объяснить
невероятную приложимость математических построений к областям
реальности, которые совершенно не похожи на мир непосредственно
доступный нашему восприятию? Обсуждение такого рода вопросов
привлекало и привлекает внимание многих математиков и философов.
Вместе с тем, как свидетельствуют факты, в науке существует
немало теорий, которые не вызывают каких-либо споров но поводу их
философских оснований.
Это связано с тем. что они базируются на философских
представлениях, близких к общепринятым, и поэтому не подвергаются
рефлексии: они не выступают предметом специальною анализа. а
воспринимаются как нечто само собой разумеющееся.
Обратим внимание теперь на то, что и эмпирическое знание
находится в зависимости от определенных философских
представлений. В самом деле, рассмотрим эмпирический уровень
науки.
Очевидно, что в любом наблюдении или эксперименте ученый
исходит из того, что реальные объекты и явления, с которыми он
сталкивается, причинно обусловлены. Мы в данном случае
отвлекаемся от природы причинно-следственных связей, которые
могут быть весьма сложны, как, например, в микромире,
рассматривая эмпирические знания, с которыми имеет дело
большинство наук.
В этом случае ученый всегда исходит из того, что все hmcci свою
причину. Если, например, результат эксперимента нс повторяется,
он ищет причину этою неповторения.
Как известно, результаты эксперимента требуют обязательной
статистической обработки. Без этого они не могут быть научными и
не могут быть опубликованы. Это требование вытекает из
представлений о том. какую роль в экспериментальных результатах
играют ошибки измерения.
Далее статья с результатами эмпирических исследований публикуется
спустя некоторое время после проведения эксперимента. Здесь
очевидно предположение, что эксперимент имеет значимость не
только в данный момент времени, что те закономерности, которые
фиксируются на эмпирическом уровне, устойчивы, неизменны, если,
конечно, речь не идет о какой-либо особой ситуации, например о
быстроменяющейся социальной области, где эта динамика специально
учитывается.
Таким образом, на эмпирическом уровне знания существует
определенная совокупность общих представлений об окружающем нас
мире.
Эти представления настолько очевидны, что мы не делаем их
предметом специального исследования. Они просто передаются из
поколения в поколение как традиция.
Но они существуют и рано или поздно меняются и на эмпирическом
уровне.
Оказывается, что уровень философских предпосылок связан со
стилем мышления определенной исторической эпохи. Например, для
науки XVIII в. было характерно представление о научной теории как
зеркальном отражении объективной реальности, дающем полную
картину данной области действительности.
Когда-то Лагранж говорил, что Ньютон не только великий
человек, но и один из самых счастливых людей в мире, потому что
теорию Солнечной системы можно построить только один раз.
Мы знаем, что ее уже не раз перестраивали после Ньютона, но
раньше считалось, что коль скоро научная теория построена, то она
дает адекватное знание в своей предметной области.
Кроме того, считалось, что в самом мире нет никакой
вероятности, поэтому и теория принципиально не может содержать в
себе вероятности. Это была очень важная методологическая
установка, которая во многом определяла стиль научного мышления
того времени. С этой позиции смотрели на любую область
действительности.
Например, при построении теории социальных явлений за образец
брали небесную механику и пытались выдвинуть основные принципы
(свободы, братства, равенства и т.д.), с помощью которых можно
было бы описать любое социальное явление так же, как с помощью
принципов механики, всемирного тяготения можно объяснить небесные
явления.
Ясно, что в XX в. ситуация меняется. Мы теперь склонны
придавать большее значение скорее вероятностным теориям, чем
выражающим однозначный детерминизм.
Итак, существует совокупность философских представлений,
которые пронизывают и эмпирический и теоретический уровни
научного знания.
Обращая внимание на значение философии для научного познания,
Л.Бриллюэн писал, что "ученые всегда работают на основе некоторых
философских предпосылок и, хотя многие из них могут не сознавать
этого, эти предпосылки в действительности in определяют их общую
позицию в исследовании".
"Наука,— отмечал А. Эйнштейн,— без теории познания (насколько
это вообще мыслимо) становится примитивной и путаной".
ВЗАИМОСВЯЗЬ РАЗЛИЧНЫХ УРОВНЕЙ ЗНАНИЯ
Обратим прежде всею внимание на то, что эмпирический и
теоретический уровни органически связаны между собой:
9. Теоретический уровень существует не сам по себе, а опирается
на данные эмпирического уровня, в этом смысле связь теории и
эмпирии очевидна,
10. но существует то, что и эмпирическое знание оказывается
несвободным от теоретических представлений, оно обязательно
погружено б определенный теоретический контекст.
Рассмотрим область микроявлений, где совокупность эмпирических
данных дают различные приборы. Эти данные представляют собой.
например, определенные траектории на фотобумаге, которые
показывают нам, как взаимодействуют частицы и т.д. Но, конечно,
совокупность эмпирических данных является определенным знанием о
действительности лишь тогда, когда эти данные истолковываются с
позиций определенных теоретических представлений.
Так, например, на фотографии, сделанной в магнитном поле, мы
видим определенные спиральные линии. Зная, что в магнитном поле.
заряженные частицы движутся по спирали, прячем электроны в одну
сторону, а позитроны в другую, мы считаем, что на фотографии
изображено движение электрона или позитрона.
Если мы не имеем определенных теоретических представлений, то,
конечно, щелчки счетчика Гейгера или траектории в камерах
Вильсона нам ничего не говорят о микромире.
На эмпирическом уровне необходима интерпретация работы
приборов, осуществляемая в рамках механики, термодинамики,
электродинамики и других теорий. Это значит, что эмпирический
уровень научных знаний обязательно включает в себя то или иное
теоретическое истолкование действительности.
Очень существенно, что эмпирический уровень знания погружается
в такие теоретические представления, которые являются непробле-
матизируемыми. Например, когда мы пытаемся обосновать эмпирически
квантовую механику, то экспериментальные данные, используемые при
этом, оказываются нагруженными не квантовомеханическими, а
классическими представлениями, которые в данном случае мы не
ставим под сомнение. Мы проверяем эмпирией более высокий уровень
теоретических построений, чем тот, который содержится в ней
самой. Отсюда фундаментальное значение эксперимента как критерия
истинное) и теории.
Несмотря на теоретическую нагруженность, эмпирический уровень
является более устойчивым, более прочным, чем теория, в силу
того, что теории, с которыми связано истолкование эмпирических
данных, — это теории другого уровня. Если бы было иначе, то мы
имели бы логический круг, и тогда эмпирия ничего не проверяла бы
в теории и не могла бы быть критерием ее истинности. Эти
уточнения очень важны для понимания закономерное гей развития
науки.
Итак, в локальной области научного знания мы выделили три уровня:
эмпирический. теоретический. Философский- и показал, что все они
взаимосвязаны.
СТРУКТУРА НАУЧНОЙ ДИСЦИПЛИНЫ
Рассмотрим теперь структурный уровень знания, охватывающий
целую научную область. Очевидно, что здесь есть ряд локальных
областей, сосуществующих друг с другом. Однако необходимо
отметить обстоятельство, которое резко усложняет дело и вносит
множество проблем в рассмотрение этою вопроса.
Сформулируем его так: что входит в структуру, например,
современной физики? Входят ли в структуру современной физики
только те теории, которые созданы в XX в., или входят также и
теории прошлого?
Конечно, целый ряд теорий прошлого не входит в современную
физику (например, теория теплорода и многие другие). Острота
вопроса состоит в следующем: входят ли в состав современной
физики такие теории. которые генетически связаны с современными
концепциями, но созданы в прошлом?
11. Например, мы знаем, что механические явления сейчас
описываются на базе квантовой механики. Входит ли в структуру
современного физического знания классическая механика?
12. Мы знаем, что тепловые явления сейчас описываются на базе
статистической термодинамики. А входит ли классическая
термодинамика в структуру современного научного знания?
Такие вопросы сразу обостряют рассматриваемую проблему.
Обратим внимание и на такой важный вопрос: как мы представляем
себе будущее любой области науки?
Известно, что одна из четко выраженных тенденций в
рассмотрении этого вопроса состоит в том, что допускается
принципиальная возможность построения некой единой теории,
которая охватывала бы фундаментальные принципы всей предметной
области, скажем физики. и на базе ко горой все остальные
физические теории были бы построены как частные случаи. Такое
стремление - построить некую единую теорию, охватывающую целую
предметную область, не раз наблюдалось в истории физики,
биологии, географии и т.д. Практически во всех областях науки так
или иначе проявлялась эта установка.
13. Например, до конца XIX в. все физики были убеждены, что в
качестве единой теории может выступать механика, что на базе
механики можно в принципе построить всю физику. Потом
выяснилось, что это невозможно.
14. Попытались в качестве единой теории использовать
электродинамику. но это тоже оказалось невозможным. Выяснилось,
что существуют различные виды взаимодействий: электромагнитные.
слабые, сильные, гравитационные, которые трудно объединить в
одной теории.
15. Пытались построить и единую теорию ноля. Сейчас в связи с
достижениями физики элементарных частиц на этом нуги получены
фундаментальные результаты.
Как к этому отнестись?
Можно ли рассматривать в качестве идеала структуры данной
области науки описанную выше картину?
Это очень важные вопросы. Однако, прежде чем на них ответить,
выйдем за пределы этой проблемы, расширим ее и покажем, каким
образом она могла бы быть экстраполирована, а татем с позиции тех
представлении, которые будут получены в результате такой
экстраполяции. вернемся к этой проблеме.
Представим себе, что в определенной предметной области, допустим
в физике, можно построить единую теорию.
Но если мы можем построить такую теорию в области физики, то
почему мы не можем с позиции этой теории рассмотреть и химические
явления? Ведь химические явления фактически базируются на тех же
физических взаимодействиях.
Почему бы не представить себе дело так, что в конце концов
будет построена единая физическая теория, которая охватит и
химические явления? Ведь граница между, скажем, электромагнитными
и тепловыми явлениями, которые изучаются в физике и объединить
которые она претендует в рассматриваемой программе, — эта граница
принципиально не более резкая, чем граница между явлениями
тепловыми и химическими. или электромагнитными и химическими,
или, более широко, между явлениями физическими и химическими.
Коль скоро мы приходим к выводу, что принципиально возможна
единая теория, охватывающая химические и физические явления, то
почему бы нам не представить дело так, что и биологические
явления будут охватываться этой теорий, ибо биологические
процессы на молекулярном уровне представляют собой определенные
физико-химические взаимодействия.
Итак, представим себе единую теорию, охватывающую физические,
химические, биологические явления. Не следует ли отсюда, что в
будущем все явления действительности от простейших физических до
сложнейших социальных явлений будут описаны на базе некой
фундаментальной теории в том стиле, в каком, например, на базе
механики строятся теоретические описания движения небесных тел,
жидкостей. газов и др.?
Такая глобальная программа кажется нам сомнительной не только
в силу того, что она очень далека от сегодняшней
действительности, но и потому, что она слишком просто решает
вопрос о структуре науки. Интуиция подсказывает, что эта
программа не учитывает специфики явлений, относящихся к различным
предметам областям.
Конечно, когда мы объединяем физическое, математическое,
историческое знание одним термином "наука", мы делаем это не
произвольно существует совокупность определенных универсальных
принципов, критериев парности, которые отделяют науку от других
сфер человеческой культуры, деятельности и тем самым объединяют
различные области знания.
Но, вероятно, каждая из них обладает своей спецификой,
разъединяющей их в пределах науки.
Может ли одна теория охватить все богатство стилей научною
мышления, способов познания, существующее в современной науке?
Или, быть может, они представляют собой строительные леса
выполняющие лишь временные функции?
По-видимому, нет, и вряд ли это исторически преходящее
явление. Ориентируясь на эту интуицию, выскажем ряд соображений о
конкретных причинах несостоятельности этой программы.
В первую очередь обратим внимание на то, что объекты,
описываемые в разных науках, значительно отличаются друг от
друга. Возьмем. например, физику и историю. Весьма сомнительно,
что столь разные объекты могут описываться на основании одних и
тех же принципов.
Рассмотрим, какого рода отличия имеются между объектами физики
и истории.
- Сразу отметим, что физические явления не зависят от сознания
человека.
Знание об этих объектах никак не влияет на сами эти объекты.
Можно ли считать, что знание об объектах социальной
действительности не
влияет на сами эти объекты? Очевидно, что так считать нельзя.
Предсказали, скажем, энергетический голод в 2000 г. Как только
люди
узнают о такой опасности, они немедленно примут меры для того,
чтобы, например, интенсивнее проводились исследования в области
термоядерного синтеза. Ясно, что информация о социальном объекте
используется для изменения самого этого объекта. Знание о будущем
человека оказывается таковым, что оно изменяет предсказываемое
потенциальное будущее. Реально оно не осуществляется именно
потому, что предсказывается. Очевидно, что здесь совершенно иная
ситуация, чем в физике. И вряд ли будут когда-либо найдены общие
принципы, которые объединят столь различные явления настолько,
что эти дисциплины сольются в единое целое.
- Можно отметить и другие различия между физическими и
социальными явлениями. Физические явления, например, несомненно,
гораздо проще, чем социальные. Именно относительная простота
исходных физических объектов, возможность их интеллектуальной
контролируемое их позволяют раскрыть существенные свойства даже
достаточно сложных физических явлений, строя детально
математизированные теории.
Итак, абстрактные объекты, на базе которых мы описываем
физические явления, очень просты. Какие же объекты следует
выбрать в качестве исходных, чтобы социальные явления можно было
описать с такой же точностью, как и физические?
Казалось бы, здесь следовало построить прежде всего некоторый
абстрактный образ человека, который бы выполнял функции
идеального объекта теории, описать его свойства и отношения к
другим людям и окружающей среде и далее конструировать все
социальные объекты и их отношения исходя из этой основы.
Однако такой путь, хотя в целом он и реализуется, не приходит к
столь же строгим и целостным теориям. как это имеет место в
физике.
С подобным положением дела мы сталкиваемся и при описании
биологических, географических, геологических и других явлений.
Объекты всех этих наук гораздо сложнее, чем физические объекты, и
поэтому возникают громадные трудности при построении
количественных теорий — теорий такого же типа, как физические.
Конечно, можно надеяться на то, что появятся принципиально
новые способы математического описания. Известно, к каким
колоссальным результатам привели в физике разработка
дифференциального и интегрального исчислений или введение
аппарата теории вероятности.
Быть может, появятся новые области математики, с помощью
которых можно будет описать явления, не поддающиеся сейчас
математизации.
Можно надеяться и на то, что в будущем будут глубоко раскрыты
качественные характеристики социальных, биологических,
географических и других явлении, что также расширит возможности
построения более точных теории в личных областях. Но приведет ли
это к редукции всего научною знания к небольшому числу исходных
фундаментальных принципов"
В свете изложенных нами аргументов представляется более
правильной следующая точка зрения: любая научная теория
принципиально ограничена в своем интенсивном и экстенсивном
развитии.
Научная теория — это система определенных абстракции, при
помощи которых мы раскрываем субординацию существенных и
несущественных в определенном отношении свойств действительности.
Можно сказать, что научная теория дает нам определенный срез
действительности. Но ни одна система абстракций не может охватить
всего богатства действительности. В науке обязательно должны
содержаться различные системы абстракций, которые, вообще говоря,
не только несводимы, нередуцируемы друг к другу, но рассекают
действительность в разных плоскостях. Эти системы абстракций
определенным образом соотносятся друг с другом, но не перекрывают
друг друга.
Поэтому, на наш взгляд, и невозможно сведение социальных
явлений к биологическим, биологических — к физико-химическим.
химических — к физическим. Более того, мы полагаем, что даже и
пределах физики существует такого рода несводимое и что
невозможно построить такую теорию, из которой следовало бы все
богатство физических явлений. Можно показать, что. например..
тепловые явления, описываемые статистической механикой, несводимы
к механическим. что в них есть определенная специфика, которая не
может быть отражена в механике.
Единство науки выражается не в абсолютной редукции знания, и в
выявлении сложных взаимоотношений между различными системами
абстракций.
Теории могут быть глубокими, но узкими, т. е. охватывать
относительно узкую предметную область, как, например,
электродинамика, термодинамика и т.д. Бывают теории широкие, но
бедные — это теории типа общей теории систем. Вполне допустимо,
например, что в физике появится теория, описывающая с единой
точки прения все фундаментальные взаимодействия. Но эта теория не
сможет отразить специфику разнородных физических явлений. Это
связано с тем, что такая интегральная теория, объединяя различные
явления, с необходимостью должна будет отвлекаться от их
специфики. Естественно, что подобная теория будет фиксировать
лишь общее, коль скоро она относится к разнородным явлениям.
По мнению Гейзенберга, в современной физике существуют по
крайней мере четыре фундаментальные замкнутые непротиворечивые
теории: классическая механика, термодинамика, электродинамика,
квантовая механика. В своей области приложимости они наилучшим
образом описывают реальность. По его мнению, которое
представляется очень убедительным. аналогичная тенденция
прослеживается и в развитии других наук. Везде мы видим
стремление выделить определенные (руины устойчивых связей
действительности и описать их замкнутой системой специфических
понятий, которые и образуют научные теории.
Итак, в науке всегда реализуется интегративная функция.
Теория всегда объединяет огромное многообразие явлений, сводя
их к небольшому количеству принципов.
Но такое объединение не может быть безграничным. Чем оно
ограничено?
Этого априори, конечно, нельзя сказать. Важно представлять себе,
что эти (разницы существуют. Они естественно выявляются в
процессе развития науки. Об этом убедительно свидетельствует ее
история.
Таким образом, любая научная дисциплина, как бы велики ни были
успехи в интеграции охватываемых ею знаний, состоит из нескольких
научных областей, специфика которых отображается относительно
замкнутыми системами понятий, представляющих собой теории. Именно
они объединяю вокруг себя соответствующий данной предметной
области эмпирический материал.
ХАРАКТЕР НАУЧНОГО ЗНАНИЯ И ЕГО ФУНКЦИИ
Обратим внимание еще на один очень важный момент, который
показывает несостоятельность представлений о структуре научного
знания, основанных на редукционизме.
Несомненно, что важнейшая задача любой научной теории, как и
вообще науки. — отражать объективную реальность. Но наука — это
создание человеческого разума, это плод деятельности человека.
Наука существует не только для того, чтобы отражать
действительность, но и для того, чтобы результаты этого отражения
могли быть использованы людьми.
На науку оказывает влияние определенная форма культуры, в
которой она формируется. Стиль научного мышления вырабатывается
на базе не только социальных, но и философских представлении.
обобщающих развитие как науки, так и всей человеческой практики.
Когда мы говорим о различных областях науки, то очень важно
представлять себе то, что разные науки, вообще говоря, выполняют
разные общественные функции.
Можно ли сказать, что культурные функции истории и физики
одинаковы?
Конечно, и физика и история дают нам знание о действительности.
Но представим себе, что история была бы построена по образцу
физики и давала бы нам теории, подобные физическим. Тогда целый
ряд очень важных функций истории, которые она сейчас выполняет
были бы элиминированы.
16. История дает нам не только законы развития общества, но и
является для нас источником социальных прецедентов. Нам очень
важно знать не только закономерности истории в целом.
закономерности функционирования тех или иных социальных
структур, но нам важно детальное описание отдельных кои кретных
исторических моментов.
17. История, будучи наукой, является, подобно литературе, той
базой, на основании которой человек входит в культуру, учится
жить. Она дает ему систему жизненно важных прецедентов. Человек
сталкивается с огромным количеством сложных и непредсказуемых
ситуаций, и, готовя ею к жизни, мы пытаемся расширить его
социальный опыт за счет приобщения к истории культуры,
литературе для того. чтобы он пережил — не реально, не в
действительности — огромное множество тех ситуаций, с которыми
люди сталкивались ранее или с которыми они могли бы
сталкиваться. Как говорил Бисмарк, только дураки учатся на
собственных ошибках, а умные учатся на ошибках других.
Мы полагаем, что эта (функция истории чрезвычайно важна и
специфична — такой функции у физики нет. Эта очень важная функция
истории свидетельствует также и о том, чью историю не надо
сводить к тому идеалу научности, который существует сейчас в
физике.
Тот идеал научности, который мы видим в физике, вряд ли в
полной мере реализуется и в других науках. Несомненно, что
тенденция реализации этого идеала наблюдается сейчас во многих
науках, и это прогрессивная и эффективная тенденция. Но она не
безгранична, и ее границы определяются
как объективным разнообразием действительности, так и спецификой самой
науки.
Список используемой литературы
1.Введение в философию т.2 М 90г.
2.Структура научного знания «Философия и методология науки»
М. 94г. |
