Крушение маоистской модели общественного развития и экономические реформы КНР

Главная » Рефераты

Разделы

Информация

Крушение маоистской модели общественного развития и экономические реформы КНР

Крушение маоистской модели общественного развития и экономические реформы КНР.

ПЛАН

ВСТУПЛЕНИЕ 3
1. МАОИЗМ КАК ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЕ ТЕЧЕНИЕ 4

1.1 Этапы эволюции маоизма 4
1.2 Социальные условия возникновения маоизма 8

2. ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ И ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА МАОИЗМА 14

2.1 Критика экономических взглядов Мао Цзе-дуна 14
2.2 Экономическая политика маоистов в период «Большого скачка» 19
2.3 Экономическая политика маоистов в период «Урегулирования» 25
2.4 Основные направления экономической политики маоистов в период «Культурной революции» и после нее 29

3. НАЧАЛО КИТАЙСКИХ РЕФОРМ: НАПРАВЛЕНИЯ, ТЕЗИСЫ И РЕЗУЛЬТАТЫ 35
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 42
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 44

ВСТУПЛЕНИЕ

Маоимзм -- течение в коммунистической идеологии, возникшее в рамках марксизма-ленинизма и связанное с именем Мао Цзэдуна. Считается официальной доктриной Коммунистической партии Китая, хотя начиная с реформ Дэн Сяопина (с 1978) идеологические установки партии заметно поменялись.

В 1960-е-1970-е годы маоизм пользовался значительной популярностью среди левой интеллигенции на Западе. Многие коммунистические партии Европы и Латинской Америки вслед за советско-китайским конфликтом раскололись на группы, ориентированные на Москву, и группы, ориентированные на Пекин (в свою очередь, маоистские организации пережили новый раскол после того, как на путь изоляции вступила Албания Энвера Ходжи). Маоизм утратил популярность на Западе, после того как стали достоянием гласности многочисленные факты зверств и преступлений времён Культурной революции.

Сами китайские коммунисты (и большинство маоистских групп на Западе) предпочитают употреблять термин не «маоизм», а «философия (мысль) Мао Цзэдуна», себя же именуют «марксистами-ленинистами», утверждая, что Мао не создал своей доктрины, а лишь развил учение Маркса и Ленина.

Основная цель данной курсовой работы состоит в изучении особенностей маоизма как политического течения, а также исследовать специфику китайских реформ после краха маоистской модели общественного развития.

Поставленная цель обусловила необходимость решения ряда взаимосвязанных заданий:

· рассмотреть особенности маоизма как общественно-политического течения;

· проанализировать экономическую политику маоизма;

· исследовать особенности развития экономики Китая после крушения маоистской модели общественного развития.

Курсовая работа состоит из трех глав, в которых последовательно анализируется поставленная проблема.

1. МАОИЗМ КАК ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЕ ТЕЧЕНИЕ
1.1 Этапы эволюции маоизма
Научная критика маоизма требует не только анализа его концепций, политической практики и истоков, но и выяснения процесса эволюции -- от его предыстории до настоящего времени. Маоизм прошел в своем развитии ряд этапов, причем определяющим и направляющим моментом его эволюции был национализм, переросший в конечном итоге в великоханьский социал-шовинизм. Именно национализм являлся тем стержнем, на который нанизывались прочие вторичные, элементы маоизма. Национализм в виде великодержавного шовинизма всегда служил фундаментом, поддерживающим весь каркас теоретических построений маоизма.

Сказанное не означает, что маоизм сводится только к политической идеологии -- он имеет и свою методологию, и определенные экономические концепции. Однако «душу» маоизма, его суть составляет именно политическая идеология, в то время как все прочие концепции маоизма, в том числе и его мировоззренческие построения, носят чисто служебный, подчиненный политической доктрине характер. Учет этой особенности маоизма, выделение его сущности, главной несущей конструкции -- политической социал-шовинистической идеологии -- позволяет правильно подойти к процессу его эволюции, увидеть определяющее ее направление [8, c.72].

Поскольку маоизм развивался внутри коммунистического движения Китая и был связан с деятельностью Мао Цзэ-дуна и его группы в КПК, а затем и в КНР, он выходит за рамки чисто идеологического течения и может быть охарактеризован и как политическая практика, которой непосредственно подчинена вся теоретическая деятельность. В этом смысле эволюция маоизма как идеологии обусловлена политической практикой Мао Цзэ-дуна, его фракционной борьбой за власть -- сначала внутри Коммунистической партии Китая, а затем и в международном коммунистическом и национально-освободительном движении. Поэтому процесс возникновения, эволюции и окончательного оформления маоизма в идейно-политическое течение, глубоко враждебное марксизму-ленинизму и противостоящее мировому революционному движению, может быть правильно понят лишь с учетом общей борьбы двух линий в истории КПК и революционного движения в Китае -- марксистско-ленинской, интернационалистической, с одной стороны, и мелкобуржуазной, националистической -- с другой. Только на этом фоне политической истории Китая в новейшее время возможно выявление действительных причин формирования тех или иных теоретических концепций маоизма.

В своей эволюции маоизм прошел четыре этапа:

1. 1917-1939 гг. -- предыстория маоизма, период зарождения и формирования взглядов Мао Цзэ-дуна на мелкобуржуазной шовинистической основе;

2. 1940-1949 гг. -- период оформления «идей» Мао Цзэ-дуна в особое идеологическое течение, политической платформой которого явилась концепция «новой демократии»;

3. 1949-1957 гг. -- время становления особых маоистских взглядов на проблемы развития КНР в условиях проведения глубоких социально-экономических преобразований и перехода маоизма от теории «новой демократии» к попытке приспособить идеи социализма к осуществлению своего великодержавно-шовинистического курса;

4. 1958-1976 гг. -- этап завершения оформления «идей» Мао Цзэ-дуна в великодержавно-шовинистическую доктрину. В этот период, особенно начиная с 60-х годов, маоизм полностью раскрывает свою реакционную националистическую сущность, открыто противопоставив себя теории и практике научного коммунизма, международному коммунистическому и рабочему движению и вступив в открытый союз с империализмом [8, c.73].

Внутри указанных периодов, естественно, существовали и более мелкие, частные этапы эволюции маоизма, которые в основном обусловливались политическими интересами деятельности Мао Цзэ-дуна и его тактикой в борьба за власть.

Политическая идеология маоизма была открыто объявлена в Пекине «вершиной марксизма-ленинизма», а политическая практика маоизма -- исторически неизбежной и необходимой для всех народов мира.

Определение идей Мао Цзэ-дуна как «марксизма-ленинизма современной эпохи», данное на IX съезде КПК в 1969 г., явилось новым шагом на пути националистической эволюции маоизма. И хотя в документах X съезда КПК этот тезис прямо не повторяется, тем не менее они, по существу, утверждают ту же мысль. Действительно, поскольку, как говорится в отчетном докладе X съезду КПК, «ленинизм есть марксизм эпохи империализма и пролетарской революции», а Мао Цзэ-дун «унаследовал, отстоял и развил марксизм-ленинизм» в эту новую эпоху, то его «идеи», следовательно, и составляют все ту же «вершину» развития марксизма-ленинизма, о которой маоисты говорили ранее, в период «культурной революции». Камуфляж, более обтекаемые формулировки материалов X съезда КПК призваны лишь смягчить категоричность и навязчивость этого определения, но отнюдь не меняют его основного смысла. Маоизм, таким образом, как бы деперсонифицируется, полностью отождествляется с марксизмом-ленинизмом, более того -- выдается за высший этап его развития в современную эпоху. В этот же период (1960-1975) маоизм переходит от идеологической борьбы против научного коммунизма к прямой политической борьбе с социалистическим содружеством, выступает откровенным пособником наиболее реакционных империалистических кругов. Для «теоретического» прикрытия этой борьбы маоизм изобретает «новое» определение характера современной эпохи, пытаясь «обосновать» им свои великодержавно-шовинистические гегемонистские претензии. Объявив нашу эпоху «эпохой империализма и пролетарской революции», маоисты тем самым ревизовали документы московских Совещаний 1957, 1960 и 1969 гг. [12, c.115].

Эта новая ревизия теоретических положений документов международных Совещаний коммунистических и рабочих партий и содержащегося в них определения современной эпохи как эпохи перехода от капитализма к социализму понадобилась маоистам, как видно, для того, чтобы таким путем «вывести» якобы исторически, объективно неизбежную авангардистскую роль маоизма в революционном процессе, изобразить себя единственными выразителями интересов «пролетарской» революции.

Пытаясь теоретически оправдать гегемонизм и великоханьский шовинизм, маоисты изобретают далее еще одну «новейшую концепцию» -- об основном противоречии современной эпохи, которым объявляется «противоречие» между «всеми странами и народами мира» и... странами социалистического содружества. Именно такой смысл вкладывается маоистами в их доктрину «одной-двух сверхдержав», которая направлена на «теоретическое» оправдание их борьбы против Советского Союза, всего социалистического содружества. Согласно этой доктрине, главной объективной тенденцией развития современной истории объявляется борьба «стран и народов мира» против «гегемонизма одной сверхдержавы» -- Советского Союза, ибо вторая «сверхдержава» -- США -- уже «ослабла» и «повергнута со своей вершины». Прикрываясь такими «теоретическими» измышлениями, маоизм пытается сколотить под эгидой Китая «единый мировой фронт» для борьбы против сил мира, демократии и социализма.

Анализ эволюции политических взглядов Мао Цзэ-дуна и оформления их в особое идеологическое течение показывает, что маоизм на всем протяжении своего развития представлял и представляет собой мелкобуржуазную шовинистическую идеологию, в корне враждебную теории и практике научного коммунизма. Та идейная и политическая трансформация маоизма, которая привела его к прямому смыканию с самыми реакционными силами мирового антикоммунизма, была уже в прошлом заложена в его антимарксистских националистических концепциях и политической практике. Антисоциалистическая платформа маоизма, навязанная КПК и китайскому государству, не могла не вызвать поэтому глубокий идейно-политический кризис в Китае, вступив в принципиальное противоречие с социалистическими завоеваниями китайских трудящихся, с марксистско-ленинской теорией и практикой научного коммунизма. Это противоречие обусловливает в конечном итоге историческую обреченность маоизма [9, c.28].

1.2 Социальные условия возникновения маоизма
Причины возникновения и развития маоизма нельзя понять в отрыве от социальных условий Китая в первой половине XX в., сделавших возможным появление этого общественно-политического течения и предопределивших его многие черты.

В конце XIX-начале XX в. в Китае ускорился процесс разложения феодализма и становления капитализма. Однако феодальные отношения еще прочно держались в деревне, зачастую сохранялись в городе в промышленности и торговле. Становление капитализма в стране осуществлялось не посредством революционной ломки феодализма, а через длительное и болезненное вытеснение последнего. Поэтому капиталистические общественные отношения развивались медленно, преимущественно в приморских областях -- зоне наибольшего воздействия иностранного капитала, а в глубинных районах пробивались с большим трудом. В первой половине XX в. Китай оставался земледельческой, отсталой страной с низким уровнем развития производительных сил, особенно в сельском хозяйстве, где орудия производства находились на уровне средневековых. Трудный и противоречивый процесс вытеснения феодальных отношений капиталистическими осложнялся все большим подчинением китайской экономики интересам империалистических держав и превращением Китая в полуколонию.

Экономическим отношениям в китайском обществе была свойственна консервация феодальных форм эксплуатации как в городе, так и в деревне, причем к феодальным и полуфеодальным методам эксплуатации охотно прибегали новые полубуржуазные и буржуазные элементы. В деревне и городе была широко распространена внеэкономическая эксплуатация, осуществлявшаяся с помощью прямого насилия, запугивания, террора и т.д. [6, c.19].

В китайской деревне фактически господствовали докапиталистические формы эксплуатации (сдача земли в аренду, ростовщичество и т.д.). Их применяли не только помещики, но и нарождавшаяся в результате развития товарно-денежных отношений сельская буржуазия. Гнет полуфеодальной эксплуатации в результате развития товарного хозяйства и товарно-денежных отношений в китайской деревне не только не уменьшался, а, наоборот, увеличивался.

Организация хозяйства полукапиталистического типа соответствовала еще мануфактурной стадии развития производства. Эти хозяйства применяли старую, средневековую технику и ручной труд.

Таким образом, в экономике китайской деревни в первой половине XX в. тесно переплетались многочисленные пережитки феодализма и патриархальных отношений с элементами развивающегося капитализма. Экономическая жизнь китайской деревни, -- отмечал V съезд КПК (май 1927 г.), -- все еще в значительной степени основана на феодальных взаимоотношениях. Наибольшая часть всей земли, приблизительно 66%, принадлежит помещикам, сдающим ее в аренду. Китайская деревня продолжала сохранять феодальную структуру, на которую опирались как национальный милитаризм, так и иностранный империализм.

В конце 20-х -- начале 30-х годов в Китае примерно 56 млн. семей (включая помещиков) проживало в деревне. Средняя китайская семья состояла из 6 человек, следовательно, население китайских деревень равнялось в то время примерно 336 млн., что составляло 80% всего населения страны, насчитывавшего 420 млн. [3, c.62].

Анализ социальной структуры китайского общества первой половины XX в. свидетельствует, что развитие новых общественных классов было сильно затруднено как в городе, так и в деревне. Расслоение крестьянства на кулачество и сельский пролетариат происходило очень медленно, причем кулачество, по существу, лишь условно может быть связано с капиталистическими производственными отношениями, фактически же оно стояло ближе к классу помещиков, чем к сельской буржуазии. «Сельские пролетарии» также не являлись таковыми, ибо подвергались не капиталистической, а полуфеодальной эксплуатации, были связаны с кабальными формами найма или просто превращались в люмпенов и бродяг.

Вследствие слабого развития в Китае современных условий производства как в городе, так особенно и в деревне классы современного общества находились там еще на этапе своего становления и соответственно недостаточно еще осознавались классовые антагонизмы. По этой же причине в общественном сознании китайцев старые идеи и чувства продолжали сохраняться и играть очень значительную роль, притупляя классовое сознание, чему способствовали конфуцианский патернализм и провиденциализм (вера в судьбу -- тяньмин), даоский призыв к пассивному следованию за ходом событий, буддизм.

Классовые различия между крестьянством и помещиками объективно были огромны, но субъективно затушевывались сильным семейно-родовым сознанием с его принципом: «Поднебесная -- одна семья». Многоукладность китайской экономики приводила к тому, что классовые противоречия в стране были запутанны и сложны [7, c. 59] .

Вызреванию классовых антагонизмов в Китае препятствовали его полуколониальная зависимость и все большее закабаление страны империалистическими державами, что вело к превалированию идей национальной борьбы над идеями борьбы классовой. В связи с этим тот протест, который переполнял китайских трудящихся в городе и деревне, приобретал в первую очередь не классовую, а главным образом национальную направленность или выражался в беспощадных, но лишенных политического смысла бунтах. Главное, определяющее социальное противоречие -- противоречие между помещиками и широкими слоями крестьянства -- дополнялось и усугублялось в деревне противоречиями между возникавшими капиталистическими элементами и бедняцко-батрацкой массой.

Китайский город в первой половине XX в. был, по существу, большой деревней. Широкое распространение в нем имели землячества, объединявшие выходцев из одной провинции, и профессиональные цехи. Связи внутри этих землячеств и цехов были чрезвычайно устойчивыми. Разумеется, в первой половине XX в. такие портовые города, как Шанхай, Гуанчжоу, Тяньцзинь, значительно отличались по своей социальной структуре и организации от старых китайских городов; в них уже были рабочий класс и буржуазия. Однако небольшие провинциальные и уездные города продолжали во многом сохранять свои старые черты. В них по-прежнему преобладали ремесленники, мелкие торговцы, рикши, кули, бродяги с присущей им социальной организацией и психологией. Большинство из них было бедняками, едва сводившими концы с концами.

Китай в первой половине XX в. был по преимуществу страной мелких собственников, полулюмпенов и люмпенов.

Китайская мелкая буржуазия представляла собой довольно сложный социальный конгломерат. Кроме крестьян-собственников, т.е. владельцев земли, значительное число которых (44%) составляли бедняки, в нее входили кустари и ремесленники, владевшие мелкими предприятиями, основанными главным образом на примитивном, ручном труде, мелкие торговцы, низшие слои интеллигенции (преподаватели средних и начальных школ, мелкие чиновники, конторские служащие, мелкие адвокаты и т.д.).

Таким образом, основным в общественно-экономической жизни Китая первой половины XX в. было противоречие между новой, капиталистической тенденцией и сохранявшими еще значительную силу и устойчивость феодальными и полуфеодальными отношениями. Это противоречие неизбежно вело к возникновению революционно-демократического движения и революционно-демократической идеологии, которая в условиях полуколониального закабаления Китая не могла не быть и революционной национально-демократической [4, c.23].

Маоизм возник и утверждался в Китае на мелкобуржуазной почве, однако его социальные связи, разумеется, не ограничивались мелкой буржуазией, но охватывали также и китайскую среднюю буржуазию. Не случайно она после 1949 г. заняла определенное место в системе политической власти и в экономической жизни страны. Со всем этим в значительной мере связана двойственная природа маоизма -- его «левая», революционаристская форма и правое, оппортунистическое содержание.

Становление китайской мелкой буржуазии происходило в эпоху общего кризиса капитализма, т.е. в то время, когда шел процесс краха капитализма во всем его масштабе и рождения социалистического общества. Как известно, капитализм на рубеже XIX-XX вв., когда ускорился процесс развития китайской буржуазии, претерпел качественные изменения, состоявшие в смене свободной конкуренции господством монополий, т.е. достиг высшей фазы своего развития -- империализма. К этому времени особенно отчетливо проявились отрицательные стороны капитализма -- безудержный рост богатства одних и нищеты других, периодические кризисы, безработица, империалистическая экспансия, разорение и поглощение монополиями мелких фирм и предприятий и многое другое. Развивавшаяся мелкая китайская буржуазия ощущала на себе все это, видела в монополистическом капитализме, в империализме своего врага, страшилась его и искала возможность избежать его гнета.

Все черты, типичные для китайской мелкой буржуазии, так или иначе оказали воздействие на маоизм еще в период его зарождения и первоначального развития.

Характерно, однако, то, что в условиях нового общественного строя, уже после 1949 г., мелкобуржуазная сущность не только не была утрачена маоизмом, но, наоборот, проявилась во всей своей полноте: в нем не только усилилось стремление направить развитие Китая по некоему «третьему пути», но и появилась тенденция играть роль «третьей», промежуточной силы в международных отношениях; в нем возросли непоследовательность, колебания и авантюризм, великодержавный шовинизм и претензии на мировую гегемонию, еще более обострилась его противоречивость и двойственность.

Из сказанного следует, что маоизм во время своего зарождения и становления в первую очередь отражал субъективные интересы и социальную психологию мелкой буржуазии [4, c24].

Связи маоизма с национальной буржуазией, в том числе и с эмигрантской, привели к тому, что он отразил и часть ее требований -- предоставления ей участия в политической власти, известной охраны ее экономических интересов, а также воспринял ее экспансионистскую великодержавную политическую программу и враждебность научному социализму.

После победы китайской народной революции в 1949 г. в социальной структуре китайского общества произошли значительные изменения. Был ликвидирован сначала класс помещиков, а затем в середине 50-х годов как класс была уничтожена буржуазия в городе и деревне. Безземельные крестьяне получили землю и из крестьян-единоличников превратились в крестьян -- членов сельскохозяйственных кооперативов.

Особенно заметные перемены произошли в китайском рабочем классе, который не только значительно вырос количественно (в 1949 г. в Китае насчитывалось 3 млн. производственных рабочих, а в 1958 г. -- 25,6 млн.), но и стал изменяться качественно, все более становясь рабочим классом, связанным с современной крупной промышленностью. Эти процессы, безусловно, сужали социальную базу маоизма и вызывали у маоистов беспокойство, поскольку они могли помешать реализации их великодержавных целей. В связи с этим Мао Цзэ-дун и его сторонники взяли курс на сокращение численности рабочего класса, раскол его рядов и ослабление позиций в обществе. В результате к 1966 г. число промышленных рабочих в Китае сократилось до 12-13 млн., в их среде усилилась социальная дифференциация, а позиции рабочего класса в политической жизни были основательно подорваны [3, c.91-92].

Кроме того, в Китае продолжает существовать специфический слой бывшей национальной буржуазии, хотя и не владеющий более средствами производства, но получающий за них весьма значительный выкуп, имеющий свои политические партии и тесно связанный с китайской эмигрантской буржуазией. Логика развития маоизма привела к тому, что он вынужден был не только считаться с этим слоем, но и все больше отражать его интересы на международной арене.

2. ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ И ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА МАОИЗМА
2.1 Критика экономических взглядов Мао Цзе-дуна
С конца 50-х годов китайская экономика стала ареной разгула экономического волюнтаризма, субъективизма и левого экстремизма. Народное хозяйство Китая с этого времени вступило в полосу аритмичного, диспропорционального развития, стержнем которого стала милитаризация. Целью производства было объявлено стремление в кратчайшие сроки, любой ценой создать «мощную, процветающую экономику». Речь шла, однако, не о пропорциональном сбалансированном развитии, направленном на удовлетворение материальных и культурных потребностей трудящихся, а, прежде всего, о форсированном наращивании военно-промышленного потенциала в ущерб нуждам гражданской экономики и потребностям народа. Таким образом, экономическая система маоистов эволюционирует в сторону деформации социалистических основ, постепенно вырождаясь в переходное, временное состояние структуры типа «бункерного социализма». Вина за эти отступления от социализма в экономической области целиком и полностью лежит на Мао Цзэ-дуне и его окружении, на их взглядах, концепциях, на всей практической деятельности маоистов [10, c.221].

Было бы ошибкой, те или иные отступления от «господствующей в рабочем движении марксистской теории и марксистской тактики» объяснять лишь случайными событиями, ошибками отдельных лиц или групп; причины их следует искать в социально-экономическом строе и в характере развития страны. Эта мысль полностью может быть отнесена и к экономическим воззрениям Мао Цзэ-дуна. Пробуждение к политической жизни и борьбе в ходе революции гигантских крестьянских масс, огромные социально-экономические преобразования, покончившие с изжившими себя полуфеодальными и полуколониальными отношениями, ликвидация эксплуататорских классов, с одной стороны, средневековая отсталость, истощенная аграрная экономика, абсолютное преобладание в классовой структуре общества разоренного и обнищавшего крестьянства, огромное перенаселение, голод, нищета, большие трудности, возникшие в ходе создания новой экономики, -- с другой -- вот та социальная обстановка, в которой формировались экономические взгляды Мао Цзэ-дуна, являющиеся ненаучным отражением указанных острых противоречий. Экономические взгляды Мао, нашедшие свое практическое выражение в крупнейших хозяйственных кампаниях, проводившихся в КНР, основываются на его националистическом мелкобуржуазном мировоззрении, фальсификаторском толковании марксизма-ленинизма. Во многом объясняются они и диктаторским характером самого Мао Цзэ-дуна.

Единственной специальной работой Мао Цзэ-дуна в области экономической теории является статья «Вопросы кооперирования в сельском хозяйстве» (1955). Отдельные мысли по данной проблематике встречаются в его докладах и выступлениях, а также в заметках, сделанных им в 1960 г. при ознакомлении с советским учебником по политической экономии. Таким образом, говорить о серьезной разработке Мао Цзэ-дуном вопросов экономики не приходится.

Словом, всей своей жизнью, образованием, опытом политической борьбы, практической деятельностью он не был подготовлен к роли руководителя социалистического строительства в отсталой и самой многонаселенной стране мира в условиях развития новой научно-технической революции. Все эти свойства личности «великого кормчего» оставили тяжелый след на характере его вмешательства в управление народным хозяйством [10, c.222].

Прежде всего ограничен сам круг экономических и народнохозяйственных проблем, которыми занимался Мао Цзэ-дун. Часто на первый план выдвигались хотя и важные, но не основные вопросы, последние же просто не затрагивались. Характерны в этом отношении два его программных выступления -- «О десяти важнейших взаимоотношениях» (апрель 1956 г.) и «К вопросу о правильном разрешении противоречий внутри народа» (27 февраля 1957 г.). В первом докладе из десяти «важнейших взаимоотношений» к экономике имеют отношение только пять: 1) между промышленностью и сельским хозяйством; 2) между промышленностью приморских районов и промышленностью внутренних районов; 3) между экономическим строительством и строительством обороны; 4) между государством, производственными предприятиями и непосредственным производителем; 5) между центром и местами. Во второй работе из экономических проблем автор лишь вскользь касается в разных местах вопросов кооперирования, единого планирования режима экономии и индустриализации.

Например, говоря о «едином планировании и соответствующем регулировании», Мао Цзэ-дун лишь отмечал: «Составляя планы... мы всегда должны исходить из того факта, что наша страна имеет шестисотмиллионное население» [10, c.222].

В то же время в этих документах либо вообще не названы, либо искаженно представлены основные, определяющие развитие китайского общества противоречия и взаимоотношения -противоречия между прогрессивными производственными отношениями и низким уровнем производительных сил, между производством и потребностями, между возросшими масштабами производства и низким уровнем организации и управления; взаимоотношения между производством и потреблением, между потреблением и накоплением, между первым и вторым подразделениями и др. В указанных выступлениях совершенно не упоминались такие жизненно важные проблемы, как ликвидация безработицы, повышение производительности и эффективности труда и др. В своих работах и речах Мао Цзэ-дун не только не подчеркивал значение научно-технической революции для Китая, а, напротив, неоднократно выступал с проповедью технического невежества, вызывая недоверие к инженерно-технической интеллигенции.

На словах он не отрицал объективного характера экономических законов, тем не менее типичным для него является волюнтаристский, субъективистский подход к решению основных социально-экономических проблем. Лучше всего, пожалуй, существо его исходной позиции выражают любимые им афоризмы: «Все творит сам человек» и «Политика -- командная сила». Эти положения, в их маоистском толковании, никак не могут быть отнесены к марксистским [10, c.223].

Но в наиболее грубой и прямолинейной форме экономический волюнтаризм протаскивался Мао Цзэ-дуном в другом его широко известном постулате: «Политика -- командная сила», ставшем своего рода универсальным оправданием произвольных действий маоистов в хозяйственной сфере. Теоретики маоизма всячески старались эту формулу выдать за подлинно марксистскую, однако в ней нет и следа марксизма. Суть марксистско-ленинского учения о соотношении политики и экономики заключается в том, что экономика первична по отношению к политике, определяет ее. По классическому выражению В. И. Ленина, «политика есть концентрированное выражение экономики» [77, 278]. В этом качестве политика активно воздействует на экономику, направляет ее развитие. Важнейшее ленинское требование к экономическому строительству -- необходимость политического подхода при решении каждого хозяйственного вопроса, т.е. учета соотношения классовых сил как внутри страны, так и за рубежом, политической и организационной готовности масс. В этом смысле политика, по выражению В. И. Ленина, первенствует над экономикой, но ни в коем случае не командует последней.

В указанной же формуле Мао Цзэ-дуна политика отрывается от экономики, не обусловливается ею и не вытекает из нее. Положение Мао не выражает и обратного диалектического воздействия политики на экономику как ее концентрированного выражения, обобщения и завершения. Более того, в этой формуле политика выступает в виде чуждой, внешней силы по отношению к экономике [10, c.223-224].

Итак, в обоих рассмотренных положениях Мао Цзэ-дуна отсутствует указание на материальную обусловленность как политики, так и деятельности человека, следовательно, и в том и в другом случае фактически отрицается объективность законов общественного развития, что открывает широкий простор для произвола.

Наконец, многие основополагающие «идеи» Мао Цзэ-дуна и его практические действия не могут быть до конца поняты, если не иметь в виду глубинного содержания маоизма, его истинного стержня -- национализма, не знающих границ геополитических замыслов, великодержавия.

Исходные мировоззренческие принципы Мао Цзэ-дуна в полной мере проявились в его подходе к решению главных социально-экономических проблем становления нового способа производства в Китае. В теории и на практике он выступил как решительный противник капитального марксистского положения, согласно которому в ходе строительства социалистического общества необходимо соблюдать единство в развитии производительных сил и производственных отношений при ведущей роли первых, т.е. встал на позиции отрицания экономического детерминизма.

После революции 1949 г. и особенно со второй половины 50-х годов в фокусе забот Мао Цзэ-дуна находились вопросы скорейшего превращения Китая в первую державу мира. На опыте строительства социализма в Советском Союзе и странах Восточной Европы он не мог не видеть, что активное воздействие социалистических производственных отношений является мощнейшим ускорителем развития производительных сил. И этот момент, превратно толкуемый Мао Цзэ-дуном, берется на вооружение как важнейшее средство для достижения поставленной цели. В «Заметках...», сделанных им при чтении советского учебника политэкономии, он пишет: «Прежде всего надо изменить производственные отношения, и только потом можно широко развить общественные производительные силы. Это всеобщий закон» [2, c.115].

Это в принципе правильное марксистское положение, если его отнести к начальному периоду социалистического преобразования общества. Социалистические производственные отношения, как известно, не возникают внутри предшествующей формации. И первые акты пролетарской власти направлены на подрыв экономических основ эксплуататорских классов -- происходит ликвидация собственности помещиков и капиталистов. Решительное проведение этой линии является залогом не только будущего развития производительных сил, но и сохранения самой революционной власти. Поэтому в первые годы после революции в странах с отсталой экономикой установленные в ходе национализации основных средств производства новые отношения собственности по объективным причинам значительно опережают уровень организации производства и состояние материально-технической базы общества. Ликвидация в Китае после победы народной революции полуфеодальных и полуколониальных производственных отношений, создание государственного сектора и различных форм кооперации мелких производителей явились важнейшими предпосылками для развития производительных сил.

2.2 Экономическая политика маоистов в период «Большого скачка»
Период осуществления в КНР «большого скачка» и создания «народных коммун» (1958-1960) достаточно широко и обстоятельно освещен в работах китаеведов. Здесь мы остановимся лишь на важнейших мероприятиях маоистского руководства, которые находятся в глубоком противоречии с марксистско-ленинской экономической теорией и нанесли тяжелый ущерб хозяйственному развитию КНР.

Смысл отказа от использования в Китае «традиционных» методов строительства социализма, апробированных в СССР и других социалистических странах, состоял, во-первых, в стремлении перечеркнуть опыт Советского Союза, принизить его авторитет в глазах китайского народа, желательно и народов других стран; во-вторых, в попытке (несостоятельной по самой своей сущности) создать экономический фундамент, обеспечивающий возможность впоследствии играть в мире гегемонистскую роль «великого» Китая; в-третьих, в расчете использовать так называемые «преимущества» Китая, состоящие в его бедности и многочисленности населения. Прожектерствуя, Мао Цзэ-дун стремился новой «стратегией» всего за несколько лет достичь в Китае того, чего не смогли добиться другие страны за многие десятилетия.

Практическое осуществление начала «большого скачка» можно отнести к марту 1958 г., когда в китайской печати были опубликованы новые, повышенные плановые производственные задания на текущий год по ряду важнейших отраслей промышленности [1, c.72].

В том же месяце состоялось длительное совещание в Чэнду, которое занимает особое место в подготовке «большого скачка». Это совещание, прошедшее при полном превосходстве Мао Цзэ-дуна и его сторонников, под их «диктовку», ознаменовало полный отказ от решений VIII съезда КПК и явилось заключительным этапом перед принятием новой генеральной линии и коренным поворотом в экономической политике. В выступлениях на этом совещании Мао Цзэ-дун останавливался практически на всех основных моментах своей экономической политики. Впервые выдвинутый им ранее лозунг «Больше, быстрее...» он назвал «генеральной линией», заключающейся в том, чтобы, «напрягая все силы, стремясь вперед, строить социализм по принципу „больше, быстрее, лучше и экономнее”».

На совещании в Чэнду Мао Цзэ-дун выдвинул новую задачу -- «прежде всего следует добиваться выполнения за три года пятилетнего плана» -- и обещал при этом: «Мы через 15 лет догоним Англию, а через 20 -- Америку».

Особое место на совещании в Чэнду во всех выступлениях Мао Цзэ-дуна занимала неприкрытая «критика» Советского Союза с националистических и великодержавных позиций, стремление «доказать», что Китай под руководством маоистов способен на большее и лучшее, чем Советский Союз. Говоря о развитии Советского Союза и Китая, он заявлял, что «наши 8-10 лет будут равнозначны их 40 годам... ибо у нас большое население и совсем другие политические условия -- у нас больше жизни и бодрости, больше ленинизма, а они частично утратили ленинизм и погрязли в косности»; что «в вопросе строительства социализма нельзя слепо верить Советскому Союзу»; что в Китае существуют «ведомства, которые многое переняли у Советского Союза и тем самым причинили нам немалый вред». Попытки опорочить строительство социализма в Советском Союзе, выступления «против предрассудков» и «слепой веры», имея в виду опыт и авторитет Советского Союза, понадобились Мао Цзэ-дуну именно для того, чтобы протащить свою собственную авантюристическую линию экономического строительства, и находились в прямой связи с его гегемонистскими устремлениями в области внешней политики [1, c.73].

В мае 1958 г. состоялась вторая сессия VIII Всекитайского съезда КПК, на которой был провозглашен и одобрен коренной поворот от научно обоснованного планомерного движения в строительстве социализма к авантюристическому экспериментированию в развитии всего народного хозяйства, переводу экономики страны на путь «скачкообразного», «волнообразного» развития. Вопреки требованиям объективных экономических закономерностей была выдвинута новая генеральная линия.

Эта генеральная линия -- без определения исходных и конечных рубежей, без конкретной программы социалистического строительства, без четкого определения основных задач и главных путей и методов их решения, -- конечно, не могла служить долговременным и надежным ориентиром в экономическом развитии. Она не имела под собой научной основы, ее появление никак не диктовалось объективной действительностью. Однако неопределенность и расплывчатость новой генеральной линии вполне устраивали маоистское руководство, развязывая ему руки для волюнтаристского и авантюристического экспериментирования.

На второй сессии VIII съезда было ясно сказано о новом пересмотре планов и ускорении темпов экономического строительства: «Темпы роста промышленной продукции в нынешнем году будут значительно выше, чем предусмотрено в ранее принятых планах, и превысят темпы роста за любой год первой пятилетки». На этом основании строились весьма оптимистические, но ни на чем не основанные прогнозы: «Мы, несомненно, в короткий исторический срок далеко оставим позади себя все капиталистические страны мира». Для достижения этой цели указывалось на необходимость «повышать удельный вес накоплений в национальном доходе, с тем чтобы еще больше и еще быстрее осуществлять социалистическое строительство» [1, c.74].

Было объявлено, что в 1958 г. в Китае будет строиться около тысячи сверхлимитных 3 объектов в промышленности, т.е. больше, чем за все годы первой пятилетки, и почти на 300 объектов больше, чем намечалось по плану на 1958 г. Было намечено также построить в 1958 г. 5000 других крупных промышленных предприятий. Наряду с этим планировалось и строительство десятков тысяч средних и мелких промышленных объектов. Ускоренное развитие местной промышленности, -- говорилось в докладе ЦК второй сессии VIII съезда, -- является одной из ярких характерных черт промышленного развития в этом году.

На второй сессии VIII съезда были названы новые, более высокие рубежи для ряда важнейших отраслей промышленности Китая на конец 1958 г.

Летом 1958 г., после второй сессии VIII съезда, прогнозы, связанные с «большим скачком» в развитии народного хозяйства, становились все более радужными буквально «не по дням, а по часам». Оторвавшись от реальной действительности, китайские руководители громоздили одни фантастические «планы» на другие. Уже в июне 1958 г. Мао Цзэ-дун в речи на заседании Военного совета заявлял: «В будущем году, возможно, обгоним Англию» и «дадим 25 млн. т стали». Однако «планы» его шли значительно дальше. «В 1967 г., -- говорил он, -- мы сможем превзойти Советский Союз и приблизиться к Америке, а через 10 лет сможем перегнать Америку (есть уверенность, что перегоним)», «через 7 лет по уровню развития мы, возможно, приблизимся к Америке, через 10 лет обгоним ее» [там же]. При этом «выработке» всех этих «планов» и «наметок» постоянно сопутствовал достаточно явный антисоветский фон. В них ясно просматривалось пренебрежение к опыту Советского Союза, стремление «обойти», «обогнать», «превзойти» его: весьма откровенно проявлялись заявки на гегемонию, «первенство» в социалистическом лагере. Например, в конце июня 1958 г. на заседании руководителей секций расширенного совещания Военного совета Мао Цзэ-дун говорил, что включенный в решение VIII съезда КПК в 1956 г. вопрос о технической реконструкции «поставлен неправильно»: в его формулировке «чересчур резко подчеркивалась необходимость опоры на Советский Союз... Мы накопили богатый опыт, наш опыт превосходит опыт Советского Союза» [8, c.15].

Осуществление «большого скачка» в 1958 г. протекало не так гладко, как об этом сообщала китайская печать. Уже в октябре -- ноябре появились явные признаки неблагополучия в развитии экономики страны, начали поступать сообщения о трудностях в материально-техническом снабжении, перебоях на транспорте, недостатке продовольствия, плохой уборке осеннего урожая, брожении в «народных коммунах» и т.д. В ноябре 1958 г. на совещаниях Политбюро КПК в Чжэнчжоу и Учане китайскому руководству пришлось помимо вопросов, связанных с повсеместным внедрением в деревне «народных коммун», обсуждать ошибки, допущенные в экономическом строительстве.

За признанием «некоторых трудностей» в осуществлении «большого скачка» не последовало, однако, никакого пересмотра этой политики. Напротив, Мао Цзэ-дун вновь подчеркнул: «Наша линия остается прежней -- „напрягая все силы, стремясь вперед, строить социализм по принципу: больше, быстрее, лучше и экономнее”. Наш метод -- ставить политику на командное место, проводить линию масс, одновременно развивать многие отрасли народного хозяйства, сочетать кустарные методы с современными». Признавая, что «приказ 60 млн. людей заниматься производством стали -- это принуждение», он тут же утверждал, что «без такого рода принудительных мер, без принудительного распределения на работу сейчас еще нельзя обойтись», и «успокаивал» участников совещания: «В Китае есть много раз по 60 млн. человек» [4, c.19].

Жизнь, реальная экономическая действительность очень быстро стала вносить свои поправки в показатели «достижений», опубликованные китайским руководством. С каждым днем, с каждым месяцем 1959 г. все больше и больше, все яснее и яснее обнаруживалось, что «достижения» 1958 г. не так уж велики, а за множеством рапортов об «успехах» и «рекордах» либо стоит никуда не годная, совершенно не удовлетворяющая даже минимальным требованиям и нормам «промышленная продукция», либо вообще нет ничего, кроме стремления отчитаться именно так, как этого ждут «наверху», «быть не хуже других», «идти в ногу со всей страной», «роме переоценки своих усилий, выдачи желаемого за действительное, самообмана и просто прямого обмана и очковтирательства.

Таким образом, решения VIII пленума ЦК КПК носили двойственный, компромиссный характер. Маоистское руководство как будто бы признало ошибки и неудачи политики «большого скачка» в 1958 -- первой половине 1959 г. и пошло на «урегулирование» плановых показателей 1959 г. Но наряду с этим Мао Цзэ-дун и его сторонники нанесли удар по наиболее откровенным критикам их курса, развернули ожесточенную борьбу со всеми прочими «недовольными», выступили против публикации материалов об ошибках и неудачах в экономическом строительстве и вновь подтвердили курс на продолжение «большого скачка».

Вместе с тем с начала 1960 г. наметились определенные сдвиги в экономической политике, продиктованные реальной обстановкой в народном хозяйстве. В статье Ли Фу-чуня «Навстречу новому скачку 1960 года», опубликованной в первом номере журнала «Хунци» за 1960 г., отразились как надежды на продолжение «скачка», так и те изменения в экономической политике, на которые жизнь вынуждала пойти китайское руководство.

В целом развитие промышленности Китая в течение 1960 г. происходило в исключительно сложной, противоречивой обстановке. С одной стороны, в первой половине года китайское руководство еще всячески пропагандировало лозунг «большого скачка», старалось продолжать политику предыдущих двух лет, а с другой -- во всем народном хозяйстве, и в частности в промышленности, особенно во второй половине года, обнаруживалось все больше и больше прорех, узких мест, которые делали абсолютно невозможным продолжение ее развития прежними методами, прежними темпами, в прежнем направлении. В самых различных звеньях промышленной системы, будь то снабжение сырьем, оборудованием, топливом, электроэнергией, реализация готовой продукции или выполнение строительной программы и т.п., -- практически везде перед государством, перед руководством вставали такие препятствия, преодолеть которые оно было уже не в силах.

2.3 Экономическая политика маоистов в период «Урегулирования»
На IX пленуме ЦК КПК, состоявшемся в январе 1961 г., был провозглашен курс на «урегулирование, закрепление, пополнение и повышение». Пленум умолчал об истинных причинах изменения курса. Оно было объяснено наличием «временных экономических трудностей в стране», вызванных якобы «небывалыми за последние 100 лет» стихийными бедствиями, а также отзывом из Китая советских специалистов.

Для ликвидации возникших трудностей пленум признал необходимым сконцентрировать все силы на всемерном развитии сельского хозяйства и производства зерна. Пленум также призвал немедленно принять меры для оказания помощи в развитии легкой промышленности, городской и сельской кустарной промышленности, домашних подсобных промыслов.

В области тяжелой промышленности было намечено «урегулировать темпы развития», сократить масштабы капитального строительства, особенно в тяжелой промышленности, и усилить поддержку сельского хозяйства всеми отраслями промышленности.

Конкретное содержание курса на «урегулирование» не получило на пленуме еще четкой формулировки, новые установки были расплывчатыми, носили чрезвычайный характер.

Более четко новый курс в экономической политике был обозначен в передовой статье «Жэньминь жибао» от 29 марта 1962 г., в которой под видом пропаганды конкретного опыта одной стройки были изложены основные положения новой экономической политики. И хотя новый курс по соображениям сохранения престижа выдавался за «совершенствование» прежней генеральной линии, в статье определенно отрицались методы и формы экономического строительства периода «большого скачка» [12, c.192].

Переход к новому курсу в экономической политике вовсе не означал, что Мао Цзэ-дун признал свое поражение. На IX пленуме он дал понять, что отнюдь не отказывается от своих основных «идей» и установок, а лишь начинает поиск средств и методов их корректировки с учетом уроков прошлого и новой обстановки. Курс на «урегулирование» маоисты стремились представить как «естественное» и «временное» явление, не выходящее за рамки так называемой теории «волнообразного развития», согласно которой период бурного подъема сменяется фазой спада производства и перегруппировки сил и средств для следующего резкого подъема. «Урегулирование» объявлялось фазой «упорядочения» народного хозяйства, после которого вновь можно будет начать «большой скачок».

С большой неохотой шел Мао Цзэ-дун на сокращение масштабов капитального строительства. На IX пленуме ЦК КПК он говорил: «В этом году не будем начинать новых объектов капитального строительства, продолжим только то, что уже начато, а кое-что не будем продолжать и в этом году, а законсервируем» [12, c.192].

Однако часть партийных деятелей КПК придерживалась другого мнения. В частности, Лю Шао-ци настаивал на том, чтобы прекратить строительство абсолютно всех предприятий, которые нерентабельны или не могут сразу же дать прибыль. В качестве обоснования этой позиции Чэнь Юнь указывал на «резкое снижение производительности труда, нехватку сырья и материалов, наличие излишней рабочей силы, дисгармонию между величиной выпускаемой продукции, ее качеством и ассортиментом.

Практически уже в 1961 г. было почти полностью прекращено капитальное строительство во всех важнейших отраслях тяжелой промышленности. Общий объем капиталовложений в народное хозяйство в этом году сократился в 4 раза по сравнению с 1959 г., а в промышленность -- в 10 раз. Уменьшение капиталовложений в промышленность продолжалось и в 1962 г.

Резкое сокращение капитального строительства в промышленности сыграло известную роль в общем процессе преодоления спада производства. Однако этой меры было недостаточно для упорядочения всей экономики.

В целях смягчения проблемы снабжения городского населения продовольствием и ликвидации излишков рабочей силы в 1961-1962 гг. широко развернулась кампания по «переселению» в деревню значительного числа городских жителей, в том числе рабочих и служащих, занятых в промышленности. Эта кампания осуществлялась под лозунгом сосредоточения людских, материальных и финансовых ресурсов в самых необходимых областях народного хозяйства. Всего за указанные годы в деревню было переселено около 30 млн. человек. В результате численность рабочих и служащих в народном хозяйстве Китая уменьшилась с 44 млн. в 1960 г. до 30-31 млн. в 1962 г., в том числе в промышленности -- с 22 млн. до 14,5 млн., а в строительстве -- с 6 млн. до 2 млн. Наибольшее сокращение численности работающих произошло в угольной и металлургической промышленности, в производстве строительных материалов.

Период «урегулирования» ознаменовался началом открытой милитаризации китайской экономики и всей общественной жизни страны. Уже в 1961 г., когда ставилась задача восстановления народного хозяйства, ни слова не было сказано о необходимости удовлетворения потребностей населения и повышения уровня его жизни. «Урегулирование» рассматривалось лишь как необходимый момент создания материальной основы для реализации в дальнейшем гегемонистских устремлений маоистов. На втором этапе «урегулирования» растущее внимание к развитию военного производства и отраслей, обслуживающих военно-промышленный комплекс, явилось важной прогрессирующей тенденцией в экономической политике. Реальным воплощением этой тенденции было разделение производства на две сферы - военную и гражданскую [12, c.193-194].

Выступая на рабочем совещании ЦК КПК в июне 1964 г. с докладом «О третьем пятилетнем плане», Мао Цзэ-дун открыто противопоставил военную промышленность гражданской, заявив, что «нужно выжимать денежные средства из промышленности, сельского хозяйства, из сферы культуры и просвещения», чтобы в каждой провинции создать объекты военной промышленности.

Если в 1957 г. расходы на оборону составляли 18,1% общей суммы государственных расходов, а в 1959 г. -- 14,1%, то в 1964-1965 гг. они достигли соответственно уже 27 и 28%, т.е. увеличились почти в 2 раза по сравнению с уровнем 1957 г., в то время как доля расходов на капиталовложения в другие отрасли народного хозяйства примерно на столько же сократилась.

В 1965 г. капиталовложения на оборону достигли 13 млрд. юаней, что было почти равно общей сумме капиталовложений во все другие отрасли народного хозяйства (13,5 млрд. юаней). 1964 и 1965 годы стали решающими в формировании китайской военной промышленности и разработке ядерного вооружения. За эти годы было произведено два испытания атомной бомбы (по одному в каждом), а в 1966 г. -- три испытания атомных и водородных бомб. По имеющимся сведениям, в 1963 г. в Китае была принята десятилетняя программа развития науки и техники, направленная на то, чтобы в 1972 г. создать межконтинентальные баллистические ракеты с ядерными боеголовками.

Общей программе милитаризации страны были подчинены изменения в размещении вновь строящихся промышленных объектов. «Что касается... строительства, -- указывал Мао Цзэ-дун в то время, -- то мы должны создавать опорные пункты металлургической, оборонной, машиностроительной, химической, нефтяной промышленности, железнодорожного транспорта. Тогда нам не будет страшна война. Если мы не сделаем этого, то что нам делать в случае войны?». Строительство объектов, связанных с военным производством, начало перемещаться в глубь страны и к границам с СССР, Индией и Вьетнамом; усиленно оно велось в районах Синьцзяна, Ганьсу, Шэньси, Сычуани.

Основной опорой для осуществления своих экономических и политических замыслов Мао Цзэ-дун намеревался сделать армию, превратив ее в «великую школу», в которой «овладевают политикой, военным делом и культурой, организуют средние и мелкие промышленные предприятия для выпуска продукции, предназначенной для удовлетворения собственных нужд, а также для обмена с государством» [8, c.64].

Для оправдания жесткой милитаризации производства и общественной жизни Мао Цзэ-дун в 1965 г. выдвинул так называемые стратегические лозунги: «Быть готовым на случай войны, быть готовым на случай стихийных бедствий, служить народу»; «Вся партия берется за военное дело»; «Весь народ -- солдаты». Таким образом, на данном этапе экономического развития Китая победила маоистская концепция милитаризации экономики и общественной жизни страны.

2.4 Основные направления экономической политики маоистов в период «Культурной революции» и после нее
Важнейшим моментом в экономической политике маоистского руководства на этапе «культурной революции» была подмена курса на построение социализма в Китае гегемонистскими и великодержавно-шовинистическими устремлениями, ставкой на создание «великого и мощного Китая» путем милитаризации, наращивания военно-экономического потенциала, усиления военно-бюрократической диктатуры.

В сложившихся условиях китайское руководство столкнулось с объективной невозможностью одновременно создавать военно-экономическую базу для проведения великодержавной политики и обеспечивать последовательное плановое развитие всего народного хозяйства. Был принят курс на милитаризацию, быстрейшее создание мощного военно-экономического потенциала, максимальное использование для этого всех возможных средств и ресурсов. Следствием такого курса явилась попытка снять с центральной власти заботы о развитии гражданских отраслей народного хозяйства, возложив эти заботы на плечи самих трудящихся, вменив это в обязанность «местам».

Выбор главной цели и определил волюнтаристский антинародный характер экономической политики маоистского руководства, сложившейся в период «культурной революции». Ее основными составными частями, определяющими моментами были [6, c.78]:

· милитаризация, которая экономически проявляется в концентрировании усилий и средств на наращивании военно-экономического потенциала государства, в однобоком развитии преимущественно тех отраслей современной индустрии, которые входят в военно-промышленный комплекс или тесно с ним связаны;

· отказ государства от заботы о развитии отраслей экономики гражданского назначения, установка на «самообеспечение», «саморазвитие», «опору на собственные силы» как в масштабах отдельных отраслей, так и в рамках замкнутых административно-хозяйственных образований полунатурального типа, изъятие прибавочного и части необходимого продукта из промышленности и сельского хозяйства этих образований в целях развития военно-промышленного комплекса;

· экстенсивное развитие мелкого производства, консервация низкого уровня развития производительных сил там, где это связано с удовлетворением повседневных производственных и жизненных потребностей населения;

· нещадная эксплуатация государством трудовых ресурсов страны, неквалифицированного ручного труда, широкое использование полупринудительного труда в ходе «массовых кампаний» и «движений», консервация бедности и нищенского жизненного уровня китайских трудящихся;

· административно-волевой подход к решению хозяйственных вопросов, резкое сужение сферы применения экономических методов воздействия на развитие народного хозяйства.

В документах IX (1969) и X (1973) съездов КПК этот курс был закреплен и подтвержден. Суть его красноречиво выразили официальные призывы: «Готовиться к войне, готовиться к голоду, глубже рыть убежища, больше запасать продовольствия» [6, c.79].

Период с 1971 г. по 1975 г. в Китае был назван периодом выполнения «четвертого пятилетнего плана». Однако никаких соответствующих контрольных цифр опубликовано не было, перед народным хозяйством на этот период не были поставлены сколько-нибудь конкретные задания. Экономика Китая так же, как и на протяжении предыдущих десяти с лишним лет, развивалась при отсутствии научно-обоснованной программы.

Указанный период для КНР прошел под знаком резкого обострения противоречий во всех сферах социально-экономической жизни. Страна еще не оправилась от потрясений «культурной революции», когда разразились связанные с «делом Линь Бяо» «сентябрьские события» 1971 г., которые обнажили политическую неустойчивость в Китае как результат борьбы за власть среди верхушки маоистского руководства. Этот факт свидетельствовал, что никакие «культурные революции», навязанные маоистами народу, не в состоянии сами по себе, автоматически сохранить и укрепить политический режим, если он насажден путем подавления демократии, уничтожения конституционных органов власти. Созданный в годы «культурной революции», военно-бюрократический режим с самого начала находился в прямом противоречии с социалистическим экономическим базисом и потому делал ставку исключительно на драконовские и деспотические методы управления страной. Маоисты пытались приспособить и использовать в своих гегемонистских великодержавных интересах государственную и кооперативную формы собственности. Вся маоистская надстройка активно противодействовала развитию китайского общества по пути социализма, хотя наличие названных форм собственности создает для этого объективные условия.

В результате в КНР после «культурной революции» искажено действие общих закономерностей строительства социализма. Сузились масштабы действия и интенсивность проявления объективных законов социализма, в том числе его основного экономического закона. Основная цель общественного производства, вытекающая из этого закона, вошла в антагонистическое противоречие со стратегическим курсом Мао на подготовку к войне. Общественное производство в Китае все больше утрачивало социалистическую ориентацию, теряло органическую связь с целью общественного производства при социализме -- удовлетворением потребностей народа. Цели и направленность общественного производства все в большей степени определялись маоистским великодержавно-гегемонистским курсом, а результаты функционирования государственной и кооперативной собственности использовались для реализации этого курса [6, c.80-81].

Между тем искажение цели общественного производства, фактическое отстранение трудящихся от управления предприятиями и распределения доходов, приспособление структуры и нужд общественного производства и воспроизводства к созданию милитаризованной системы, более тесное блокирование во внешней политике с наиболее реакционными силами империалистических стран -- все это привело к тому, что внутри государственной собственности накапливались элементы «государственно-бюрократической» собственности в ущерб общенародной. Она во все большей мере приобретала «огосударствленный», «казенный» характер. Государственный бюджет и весь аппарат принуждения во все большей мере обслуживали милитаристские и престижные нужды господствующей маоистской верхушки. За рассматриваемый период в стране особенно активно закладывались основы «государственно-бюрократической» экономической системы, враждебной подлинным интересам китайского народа, китайской революции, общим интересам народов стран социалистического содружества, всех революционных сил современности, интересам мира и прогресса.

К началу 70-х годов в народном хозяйстве Китая довольно отчетливо сформировались два хозяйственных комплекса, один из которых представлен группой отраслей, прямо или косвенно связанных с военным производством, а другой -- отраслями гражданского производства, главным образом сельским хозяйством, средней и мелкой промышленностью. Причем второй комплекс рассматривается маоистами как питательная почва для военной промышленности и обслуживающих ее отраслей производства и функционирует на основе принципа «опоры на собственные силы», без существенной помощи со стороны государства.

В течение 1971-1975 гг. экономическая политика китайского руководства в ее главных чертах оставалась прежней; основные усилия руководства были сосредоточены на наращивании военно-экономического потенциала.

Отсутствие четко сформулированной экономической политики, ее целей, важнейших задач, путей и методов их достижения тогдашнее китайское руководство пыталось компенсировать пропагандой ряда «установок», «курсов» и «лозунгов», выдаваемых за «разработку» и «теоретическое обоснование» экономической политики.

X съезд КПК, подтвердив прежние лозунги, охарактеризовал Китай как экономически бедную, развивающуюся страну, но не дал никаких указаний относительно дальнейшего экономического развития и преодоления бедности, кроме новых призывов к «упорному труду» и материальным лишениям, ориентации на такие маоистские образцы социально-экономических ячеек, как нефтепромыслы Дацина и большая сельскохозяйственная бригада «Дачжай».

Созванная в январе 1975 г., после десятилетнего перерыва, сессия ВСНП лишь несколько конкретизировала перспективные экономические цели, выдвинув задачу к концу нынешнего столетия превратить Китай в «могучую державу». Сделать это было намечено в «два шага»: до 1980 г. создать «самостоятельную, сравнительно целостную систему промышленности и всего народного хозяйства»; в последующие 20 лет на основе «всесторонней модернизации сельского хозяйства, промышленности, науки и техники» вывести Китай «в первые ряды стран мира» [3, c.25].

Однако сказанное выше не означает, что в течение 1971-1975 гг. экономическая политика в Китае осуществлялась в ее чисто маоистском виде, в строгом соответствии с экономическими «концепциями» Мао Цзэ-дуна. В эти годы, как и прежде, в ходе внутренней борьбы в китайском обществе в осуществлении экономической политики были заметны определенные «искривления» и «отходы» от маоистской линии, допускавшиеся теми практическими работниками, которые отрицают или не полностью разделяют экономические постулаты Мао Цзэ-дуна.

Таким образом, оценивая в целом экономическую политику маоизма в 1971-1975 гг., можно сделать вывод о том, что указанные годы были периодом вынужденного маневрирования маоистов в различных сферах социально-экономической жизни. Некоторое оживление деятельности группы «прагматиков» в маоистском руководстве в начале 70-х годов, проявившееся в ограниченном использовании форм и методов хозяйствования, свойственных странам с централизованной плановой экономикой (материальное стимулирование, хозрасчет и т.п.), расширение экономических связей с капиталистическими странами привели к ускорению темпов экономического развития страны. Однако, уже со второй половины 1973 г. стало ясно, что этот курс вошел в противоречие с основными маоцзэдуновскими постулатами и вызвал ожесточенное сопротивление так называемой группировки «культурной революции», которая сумела снова навязать стране экономическую политику в ее чисто маоистском духе. Разногласия по вопросу о методах экономической политики вызвали в конце 1975 г. -- начале 1976 г. новую вспышку внутриклановой борьбы в маоцзэдуновском руководстве, которая вылилась в кампанию «критики правоуклонистского поветрия пересмотра правильных выводов». Жертвами этой кампании стали заместитель премьера Дэн Сяо-пин и другие сторонники умеренной, «прагматической» линии, проводившейся бывшим премьером Чжоу Энь-лаем. Данная борьба свидетельствовала о неспособности маоцзэдуновского руководства дать стране позитивную научно обоснованную программу экономического развития. Коренная причина этого кроется в том принципиальном противоречии, в котором находится маоизм с объективными экономическими потребностями развития Китая, с социалистической перспективой, которую открыла перед страной победа народной революции 1949 г. Маоизм выступил главным тормозом прогрессивного экономического развития Китая, подчиняя это развитие достижению великодержавных гегемонистских целей, враждебных теории и практике научного социализма.

3. НАЧАЛО КИТАЙСКИХ РЕФОРМ: НАПРАВЛЕНИЯ, ТЕЗИСЫ И РЕЗУЛЬТАТЫ
Отправным этапом китайских реформ стал 1978 год, а конкретно - III Пленум ЦК КПК 11-го созыва, прошедший в декабре этого года. Кроме серьезных идеологических сдвигов, как то мощная критика левацкой идеологии, в буквальном смысле взаимное переименование многих принципов социализма и "отступлений от принципов социализма", реабилитация некоторых опальных и репрессированных политических, научных деятелей, его результатом стало принятие постановления о развитии системы производственной ответственности в деревне, которая, как оказалось потом, стала отправной точкой китайской экономической реформы. Еще более важным результатом этого пленума стали потенциальные возможности, открывшиеся для Китая в сфере управления экономикой.
Сразу после этого действительно исторического пленума был выдвинут тезис о необходимости совершенствовании производственных отношений в соответствии с существующим уровнем сравнительно отстающих производительных сил. Другие выводы касались недопустимо однообразной сложившейся в стране структуры собственности, связанных с ней закостенелых хозяйственного и политического механизмов, чрезмерной централизации власти и, в целом, скованности производительных сил и товарного производства. Эти и другие выводы, сделанные в октябре 1987 года на XIII съезде КПК, предшествовали принятию длительного трехэтапного плана на период до середины XXI века, включающего в себя [12, c.188]:

1) Удвоение на первом этапе (до 1990 года) валовой продукции промышленности и сельского хозяйства плюс решение проблемы обеспечения населения страны продовольствием и одеждой.

2) Утроение на втором этапе (1991-2000) валового национального продукта, что, согласно расчетам, должно создать в КНР общество "среднего достатка".

3) Достижение на третьем этапе (до 2050 года) национальным валовым продуктом мирового уровня среднеразвитых стран и, в основном, завершение комплексной модернизации народного хозяйства.

В свете общеобъявленной линии на перенос центра внимания с идеологической на экономическую сферу управления республикой, основным инструментом по реализации этого плана является экономическая реформа. Две ее основные задачи -- придание гибкости системе производственных отношений на период ускоренного развития менее развитых производительных сил. Результатом ее, кроме уже названных абсолютных показателей, должно стать создание бессбойного, долговечного механизма поддержания этого баланса между уровнями производительных сил и производственных отношений, что является основной гарантией стабильного и высокого темпа экономического роста.

Теоретической основой экономической реформы в КНР служит переход китайского общества на рельсы социалистической плановой товарной экономики. Смысл этой концепции состоит в товарной сути социалистического способа производства, а также в признании необходимости сохранения товарно-денежных отношений на переходный период, как средства взаиморасчетов между отдельными товаропроизводителями при сохраняющихся главенствующем положением общественной формы собственности на основные средства производства и приоритетном значении централизованного макропланирования [12, c.189].

Разумеется, такие крутой поворот в официальной экономической науке не мог не сопровождаться и значительным прогрессом в идеологической сфере. С чисто психологической точки зрения мне это представляется необходимым с точки зрения элементарной динамики параллельного развития общественного и официального сознания с одной стороны и экономических отношений -- с другой. Остановить свободное развитие экономической науки после III Пленума ЦК КПК 11-го созыва и XIII съезда партии не представлялось мне возможным без подрыва общественного доверия. Поэтому появилось много теоретических разработок опирающихся на предшествующую историю КНР, опыт венгерских, германских реформ, но находящихся в серьезном противоречии или даже конфронтации как друг с другом, так и с официальной линией китайского руководства. Так, один из крупнейших китайских макроэкономистов У Цзинлянь считает ошибочной линию руководства страны на сохранение централизованной административной власти, предлагая заменить ее децентрализованной. Причем он считает это главным инструментом, условием и "основным курсом" экономической реформы. Другое отношение у этого ученого и к вопросу о роли товарно-денежных отношений. По его мнению, только закон стоимости может стать гарантом соблюдения взаимных интересов потребителей и производителей и стабильности межхозяйственных отношений между отдельными товаропроизводителями. Это -- только один пример действительного плюрализма в экономической науке, который, к тому же, благодаря задействованию участвующих в нем сторон в государственных научно-исследовательских учреждений по разработке направлений реализации экономической реформы, упоминавшихся во вступительной части, можно назвать, например, "активным плюрализмом", так как официальная политика проведения экономической реформы формируется китайским руководством на базе научно-теоретических разработок этого исследовательского комплекса. Это выгодно отличает роль видных китайских макроэкономистов от участи их российских коллег, исключая, разумеется, фаворитов президентской команды, время от времени меняющих друг друга.

С самого начала остро встали вопросы и сомнения, обсуждением которых мы имели удовольствие насладиться только в конце 80х годов, а именно, небезосновательные подозрения в нереальности государственного регулирования рыночного народного хозяйства. В отличие, опять же, от наших лидеров, сведших эту дискуссию к гаданию на ромашке "бывает-не бывает" с переходом позже к принципу "кто громче, тот и прав", в Китае подошли к этой проблеме несколько с другой стороны: есть конкретная задача; как ее решить... [6, 12]

Большое практическое значение получили работы по этому вопросу Сунь Ефана, У Цзинляня и других китайских ученых-экономистов, ставивших одними из основных условий реализации идеи создания регулируемого рыночного хозяйства 1) Хозяйственную самостоятельность предприятий (за исключением оборонных и стратегических) на микроуровне, то есть в отношениях со смежниками и потребителями. Здесь решающую и самоконтролирующую роль должны играть почти исключительно товарно-денежные отношения; 2) Постепенное возведение отношений "государство-предприятие" в ранг отношений между, хотя и не полностью равноправными, но, по крайней мере, экономически самостоятельными единицами. То есть, другими словами, я могу это назвать созданием системы государственного управления товарного производства с помощью государственных контрактов с товаропроизводителями на производство конкретных объемов конкретной продукции.

3) Избегание характерной для свободных, рыночных экономических систем анархии производства в масштабах общества засчет создания трехуровневого механизма принятия хозяйственных решений, обеспечивающего неущемление интересов государства, всех товаропроизводителей от мелких до крупных, и задействованных в них трудящихся: (а) государственный уровень -- вопросы темпов экономического роста, соотношения фондов накопления и потребления, распределения капитальных вложений, регулирования максимального и минимального уровня банковских процентов за кредиты, платы за фонды, изменения части системы налогообложения потребителей, соблюдения социальных гарантий и т.д. ; (б) уровень предприятий -- вопросы объема и структуры производимой продукции, затрат на производство продукции, нахождение источников снабжения, рынка сбыта и т.д. (в) уровень индивидуальной хозяйственной деятельности, то есть вопросы трудоустройства, индивидуального потребления, определения желаемого количества детей и т.д.

Заметим, что при этой структуре, уже в значительной степени внедренной в Китае, государство оставляет у себя в руках только первый уровень принятия хозяйственных решений (стратегические вопросы, общегосударственные проблемы и ряд инструментов ориентирования производителей на их решение) [4, c.113] .

Несмотря на такой более чем смелый подход к определению роли государства в отношениях с товаропроизводителями, китайские экономисты уделили огромное внимание разработке методов государственного контроля за деятельностью предприятий. Здесь ситуация снова неоднозначна. Первоначальная государственная линия предусматривала в этом вопросе приоритет планового регулирования деятельности предприятий, а рыночное планирование только вытекало из первого. Но многие китайские ученые во главе с У Цзинлянем пришли к середине 80х годов к целесообразности полного отказа от директивного планирования, которое, по их мнению, эффективно только в экстремальных условиях, например, крупномасштабных стихийных бедствий, военном времени и т.п. Хотя и они признали что при сложившейся к началу реформ хозяйственной структуре этот отказ невозможно совершить сразу и что это возможно только поэтапно в течение значительного времени.

Наиболее динамично и без раскачки пошла сразу после III Пленума ЦК КПК 11-го созыва сельскохозяйственная реформа. Уже к концу 1984 года 99 процентов производственных бригад и 99,6 процентов крестьянских дворов использовали систему полной ответственности за производство (семейный или подворный подряд) , предусматривающую полную свободу использования продукции, остающейся после расчетов по государственному договору, по статьям налогового законодательства и после отчислений в местные фонды органов власти. Эта система быстро повысила производительность крестьянского сельского хозяйства, за счет частной заинтересованности производителей [9, c.295].

Но, с другой стороны, хотя пока что, в целом, эта система себя экономически оправдывает, но будущее сельского хозяйства китайские ученые связывают с еще одним этапом аграрной реформой, необходимость которой обусловлена прежде всего постепенно возрастающей разницей между ростом потребностей стремительно растущего китайского общества и темпами развития сельскохозяйственного производства, сдерживаемого сложностью применения аграрных научно-технических достижений, которые просто не по карману отдельным, частным мелким и средним производителям. Этот вопрос пока что не стоит чрезвычайно остро, но китайские экономисты уже сейчас ведут активные поиски новых форм сельскохозяйственной кооперации. Весьма вероятно, что в новых формах сельхозобъединений будут присутствовать и такие моменты, как концентрация земли в руках наиболее производительных крестьянских дворов или бригад, найм рабочей силы. Примеры этого в Китае есть уже и сейчас. В любом случае можно с уверенностью сказать, что у прежних коммун шансов на возрождение в китайской деревне почти не осталось.

В отличие от аграрной реформы, реформа городского хозяйства началась в Китае значительно позднее -- фактически по завершению реформ в деревне. В другом разделе о ней будет рассказано подробнее, сейчас же несколько слов о причинах такой ее "запоздалости" и направлениях.

Сразу надо сказать, что реформа в городах непосредственно связана с реформой китайской промышленности, которая почти полностью сконцентрирована в крупных городах. Кроме необходимости начала процесса изменений в промышленной структуре КНР, важным толчком для городской реформы послужило неудовлетворение насущных потребностей аграрной реформы. Для ее успешного продолжения город должен был обеспечить создание, во-первых, условий для свободной реализации сельскими производителями излишков производимой продукции, во-вторых, промышленного сектора по производству продукции для товарного обмена с сельским населением на базе конверсии определенной доли городского промышленного комплекса. Центром всячески поощрялось разнообразие создаваемых новых связей между городом и деревней. Но при этом варианте при влиянии региональных, социальных и других факторов создалось такое многообразие связей деревни с центральными местами, что проведение центром какой-то общей конкретной политики на местах в этом вопросе стало попросту нереальным. Поэтому и последовало резкое расширение полномочий местных органов власти и самоуправления.

Теперь коротко о том, что из наиболее существенного еще не было затронуто в этой главе и не будет затронуто в последующих [9, c.296].

Для реализации задачи строительства социалистического планового товарного хозяйства были сформулированы несколько принципов. Вероятно, их необходимо назвать. Самым главным было признано оживление предприятий госсектора на основе отделения права собственности от права хозяйствования. При этом допущены такие формы хозяйствования, как сдача предприятий в подряд отдельным коллективам и лицам, выпуск акций предприятий в свободную продажу ведомствам, районам, предприятиям и гражданам. Было предложено развивать хозяйственные связи между предприятиями в форме объединений, компаний, аналогичные связи между компаниями. Большое внимание должно было уделяться созданию системы рынков, причем не только рынков средств производства, продовольствия и потребительских товаров, но и фондовых рынков, рынков услуг, информации, техники и технологий и т.д. Рекомендовалось создавать новые типы организаций в сфере товарного обращения, внешней торговли, финансово-банковского дела, технических, информационных и прочих видов услуг.

Одним из ключевых моментов вступления на путь реформ стал возврат к многоукладной экономике 50х годов. При этом поощрение индивидуальных, кооперативных и даже частных хозяйств лежит в рамках незыблемо приоритетного положения общественной формы собственности, как основного признака социалистического общества. В целом официальная линия предусматривает для этих негосударственных секторов, а также иностранного и смешанного капитала вспомогательную роль в экономике Китайской Народной Республики [9, c.297].

Проблема поляризации доходов, неизбежная при многообразии форм собственности, предполагает демонополизацию в этой сфере "принципа распределения по труду". К нему должны прибавиться такие формы распределения доходов, как по вложенному паю, по уровню производительности, по науко- и трудоемкости производственного процесса (ясно, что 3 последних параметра относятся, в основном, к уровню предприятий) и т.д.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В качестве заключения резюмируем основные положения курсовой работы:

· Маоизм развивался внутри коммунистического движения Китая и был связан с деятельностью Мао Цзэ-дуна и его группы в КПК, а затем и в КНР, он выходит за рамки чисто идеологического течения и может быть охарактеризован и как политическая практика, которой непосредственно подчинена вся теоретическая деятельность.

· Маоизм возник и утверждался в Китае на мелкобуржуазной почве, однако его социальные связи, разумеется, не ограничивались мелкой буржуазией, но охватывали также и китайскую среднюю буржуазию. Не случайно она после 1949 г. заняла определенное место в системе политической власти и в экономической жизни страны. Со всем этим в значительной мере связана двойственная природа маоизма -- его «левая», революционаристская форма и правое, оппортунистическое содержание.

· Попытки ускорить прохождение переходного периода и создания материально-технической базы социализма предпринимались вплоть до конца 70х годов и не дали результата все по той же, уже много раз повторенной причине--отрыве производственных отношений от производительных сил.

· Теоретической основой экономической реформы в КНР служит переход китайского общества на рельсы социалистической плановой товарной экономики. Смысл этой концепции состоит в товарной сути социалистического способа производства, а также в признании необходимости сохранения товарно-денежных отношений на переходный период, как средства взаиморасчетов между отдельными товаропроизводителями при сохраняющихся главенствующем положением общественной формы собственности на основные средства производства и приоритетном значении централизованного макропланирования.

· Одним из ключевых моментов вступления на путь реформ стал возврат к многоукладной экономике 50х годов. При этом поощрение индивидуальных, кооперативных и даже частных хозяйств лежит в рамках незыблемо приоритетного положения общественной формы собственности, как основного признака социалистического общества. В целом официальная линия предусматривает для этих негосударственных секторов, а также иностранного и смешанного капитала вспомогательную роль в экономике Китайской Народной Республики.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Васильев А. Россия на Ближнем и Среднем Востоке: от мессианства к прагматизму. М.: Наука, 1993. - 355с.

2. Владимиров А. Страницы политической биографии Мао Цзэдуна. М.: Наука, 2002. - 278с.

3. Галенович О Пэн Дэхуай и Мао Цзэдун, М.: Политкнига, 1999. - 152с.

4. Ганшин С Китай и его соседи на пути к гражданскому обществу, 2002. - 387с.

5. Далин П. Китайские мемуары 1921-1927., Х.: Ось, 1997. - 207с.

6. Данилов Н. Объединенная революционная лига Китая, М.: Прагмапресс, 2003. - 427с.

7. Кокарев П. Политический режим и модернизация Китая, М.: Прагмапресс, 2004. - 344с.

8. Кривцов А Маоизм:истоки и сущность, М.: АСТ, 2004. - 386с.

9. Маоизм без Мао / отв. ред. А. И. Соболев. М.: Политкнига, 2000. - 411с.

10. Маоизм: Военная теория и практика. М.: Воениздат, 1978. - 327с.

11. Никифоров Р. Народная революция в Китае, М.: Прагмапресс, 2000. - 228с.

12. Усов В. КНР: от "культурной революции" к реформам и открытости, М.: Политкнига, 2000. - 227с.